Специалист по исполнению желаний - [38]

— Что делать будем? — спросила Анфиска.

— Я лично буду спать, — откликнулся Казимир. — И вам, наземцы, советую. А там либо море высохнет, либо дракон родится.

— Что? — не поняла Анфиска.

— Поговорка такая…

И он действительно уснул.

Прошло не меньше вечности, а может быть целых две. Время в темноте тянется медленно. А когда нервы натянуты канатом меж отчаянием и надеждой — кажется, что оно вообще не движется. И ты проходишь по этому канату каждый раз туда и обратно, заслышав посторонние звуки. На исходе первой вечности они прозвучали совсем близко: на перекрёстке нашего тоннеля с другим — шагах в двадцати от нас. Голоса быстро приближались, и вскоре показались огни факелов, и вместе с ними на перекрёсток вылетело несколько тёмных фигур. В длинных плащах они были похожи на огромных летучих мышей. Остановившись, фигуры заспорили, куда двигаться дальше. Я дотронулся до сидящего рядом Казимира, и он тут же прикрыл мою руку ладонью: не сплю, мол. Стараясь не шуметь, гигант поднялся на ноги, но «летучие мыши» полетели другой дорогой.

Потом пошла вторая вечность, и уже в самом конце её в нашем тоннеле вспыхнул маленький светлячок. Так ярко могли светить только «ручные молнии» Затонувшего города! С радостными возгласами мы вскочили на ноги и тут же смолкли. Навстречу нам приближались две странных фигуры: свет бил им в спины и лиц было не разобрать.

— Свипырей что ль ведёт? — с тревогой в голосе спросил Кармошка.

— Или они его, — прошептал я.

Всё разрешилось через минуту: это оказался другой шар. И конвоировал он две худенькие мумии — мужскую и женскую. В отличие от монстра из архива они были одеты и «оснащены» ретранслятором речи.

— Господин архивариус! — узнав Кармоша, воскликнул мумия-мужчина. — Я требую объяснений! По какому праву нас преследует в подотчетном вам учреждении эта светящаяся каракатица?! Она не даёт нам завести ребёнка!

— Ребёнка? — растерялся архивариус, во все глаза глядя на покойника. — Какой ребёнок? Вы ж того… Безвременно усопшие.

— Что тут непонятного? Мы намерены усыновить малолетнего покойного гражданина. Или вы думаете, умирают только старики?

— Э-э-э-э, — не зная, что ответить, выдавил из себя архивариус. — А-а-а-а… Познакомьтесь, это та самая пара, о которой я давече сказывал.

Пока мы собирались с мыслями, из-за наших спин показалась Анфиска.

— Извините нас, пожалуйста, — приветливо улыбаясь, произнесла она. — С господином архивариусом вы знакомы. Это Казимир, он самый честный и добросовестный возница в городе. Меня зовут Анфиска, а моего спутника — Горыч, то есть, инспектор Потапенко. Мы — из Империи. Понимаете, тут вот какое дело…

— Ваши дела нас не касаются, — надменно произнёс мужчина. — Что живому — дело, мёртвому — тлен. Извольте отозвать свою каракатицу.

— У нас в Империи…

— В гробу я ещё не видал вашей Империи! Вы хотите, чтобы я созвал всех окрестных покойников?! Мало не покажется.

— Да, именно этого мы и хотим! — вмешался я. — А вы хотите, чтобы потомки плевались при вашем имени? Чтобы они не знали истории и стыдились той грязи, которую оставят им вместо прошлого? Оглянитесь вокруг! Встаньте из своих уютных и тёплых гробов! Посмотрите, кто теперь хозяева и что они делают. Вам всё равно? Всё равно, что вас скоро будут считать упырями, негодяями, мерзавцами, последней швалью? Вы не знаете, что Город, который когда-то был Вольным, теперь прозябает в нищете, а по его архиву рыскают свипыри? Ещё немного и от вас не останется ничего. Вы понимаете: ни-че-го!

— Это дело живых, — буркнул покойник.

— Эти живые мертвее вас. У них нет ни цели, ни идеалов, ни достоинства, ни героев.

Я выдохнул последние слова и смолк. Покойник собрался что-то возразить, но спутница дёрнула его за рукав и тихо произнесла:

— Если живые не способны защитить прошлое — его будут защищать мертвецы.

Голос у неё был тёплый. Почти настоящий.

Минут через сорок мы вышли к тому месту, откуда началось наше путешествие по архиву. Покойники сопровождали нас, и их становилось всё больше. Они выходили из комнат, вылезали из нетронутых ещё ниш, поджидали нас на перекрёстках. А я всё говорил и говорил. О прошлом, о памяти, о том, что история — это мать народа. И как бы иногда она не поступала плохо с собственным ребёнком, хорошего в ней всё равно было больше. О том, что история — это одежда народа. В лохмотьях с чужого плеча народ становится бездомным бродягой, у которого в карманах — ветер, а в душе — потёмки. По окраинам шествия уже кипело сражение: свипыри пытались остановить нас, но они явно не были готовы, что вместо настоящего им даст бой прошлое.

Светящийся шар, оставшийся у архива семьи Бата, поджидал нас у дверей в тайный ход. Выходить через парадный мы не решились даже в сопровождении мёртвого отряда. Казимир вскрыл замок и оттворил дверь, и вдруг в моей голове раздался чей-то тяжёлый низкий голос:

— Стойте!

Я оглянулся по сторонам, не понимая, кто из покойников пытается заговорить со мной.

— Подождите…

— Горыч, ты идёшь или нет? — потянула меня за рукав Анфиска.

— Сейчас. Минутку, — отозвался я.

И тут заметил, как мертвецы за нашими спинами расступаются. Через мгновение я увидел как по каменному полу, отталкиваясь от него единственной уцелевшей рукой, ползёт покалеченная мумия из архива Бата.