Специалист по исполнению желаний - [18]

Император Андрапест, рассказывают, долго не мог усмирить одну из мятежных провинций. Тогда он обнёс её взрывной стеной, повесил ядрёный замок на ворота и запер личным ключом. После чего ключ выбросил, а на следующий день помер. С тех пор о провинции ни слуху, ни духу. Взломать ни стены, ни ядрёный замок нельзя — все на воздух взлетят, а ключ найти невозможно — хозяин помер.

Дело о красных ёлках, над которым работал Альфи Штайн, поначалу представлялось сущим пустяком: подумаешь, один богатый оригинал хочет, чтобы ёлки на нынешний Новый год были с красной хвоей. Однако лешие неожиданно заупрямились, и Альфи пришлось отправиться в леса Ражневы. А мне вместе с ним. Тихие смешки и ехидные улыбочки коллег стали понятны уже в начале путешествия — в больших количествах всезнайка Штайн был просто невыносим. Через час моя голова напоминала забитый до отказа дорожный чемодан: история затонувшего водного ковра «Гигантик» перемешалась с рассказами о знаменитых нападениях на караваны допотопного времени, рекорды скорости ковров-самолётов соседствовали с лингвистическим анализом слова «Ражнева», а сверху всего этого были помещены данные о демографической ситуации в среде лесных леших. А уж когда Альфи начал рассуждать о генезисе Первого исхода кикимор из Империи, я понял, что пора его покинуть и прогуляться по ковру-каравану.

Зима — не лучшее время для путешествий. Настойка на лучах солнца, которую предлагают караванщики пассажирам, греет мало и недолго, плотные занавеси не спасают от ветра и снега, а спать приходится в специальных сундуках: тесных и неудобных. Оттого караваны зимой ходят полупустыми и через день. На одном ковре с нами путешествовала лишь старая семейная пара гномов да какой-то чиновник из Службы надзора за снесёнными памятниками. Такая же картина была и на других коврах каравана: на каждом пять-шесть пассажиров, не больше. Лишь на нижней палубе, где круглые сутки шипела жаровня, готовя вкусные маленькие колбаски, да гремел посудою юный поварёнок из карликов-носов, ни на минуту не смолкал людской гомон.

А вот смотровая площадка на самом верху была пуста. Ветрено, холодно, да и унылый пейзаж заснеженной степи в отличие от колбасок приедается быстро. В степи жили кочевые племена троллей — небольшие семейные кланы, малоцивилизованные, но мирные. Летом детишки троллей клянчили у дороги деньги, и богатые туристы бросали им мелкие монеты со своих палуб. Зимой кланы кочевали далеко на юг, и степь вымирала до новой весны.

Кутаясь в тёплый плащ, я поднялся на смотровую площадку и обнаружил там одиноко сидящую кикимору. Она зябко ёжилась под караванным одеялом, накинутым на плечи, держа в тонких руках чашечку с горячим настоем.

— В леса Ражневы? — спросил я, присаживаясь рядом.

Кикимора бросила на меня мимолетный взгляд и отвернулась.

— Если знаешь Каракеш, передавай ей привет от Горыча, — сказал я.

Молчаливость кикиморы меня не удивила. Они малообщительные существа, а уж с незнакомцами и вовсе предпочитают не связываться. Но имя известной сказительницы всё же произвело впечатление. Кикимора окинула меня внимательным взглядом и кивнула.

А потом мы молча сидели рядом и смотрели на бесконечный снежный океан вокруг. По нему плыли белые волны, поднимаемые ветром, и торчали голые мачты редких затонувших деревьев. В однообразии пейзажа оказалась своя прелесть — завораживающая и необъяснимая словами.

На следующее утро караван добрался до лесов Ражневы. На станции нас встречала группа леших, угрюмых и бородатых. На санях, запряжённых парой крупных оленей, мы отправились в Белый Яр, небольшой поселок, считавшийся неофициальной столицей этого огромного лесного края. Штайн передал официальную заявку на партию елей с красной хвоей, и вот тут-то дело и застопорилось. Лешии наотрез отказались менять цвет хвои. Они были уверены, что красная хвоя может появиться только на больных деревьях. И если «испортить» несколько, то в опасности окажется весь лес. Штайн горячился. Штайн сыпал цитатами из ботанических книг. Штайн призывал в свидетели светил науки. Штайн угрожал карами за неисполнение заявки от государственной конторы. Лешии мрачнели лицом, но твёрдо стояли на своём: красные ели — угроза лесу. Честно говоря, мне эта затея тоже не нравилась. Одно дело исполнять желания, а другое — капризы. К тому же, в отличие от своего спутника, лешим я доверял гораздо больше, чем учёным.

Но когда на второй вечер я попытался уговорить Алфи отступиться, он показал мне бланк заказа, заверенный печатью Канцелярии Двора. Это означало, что наш заказчик — человек весьма влиятельный, и заранее предусмотрел возможность отказа. Теперь мы должны были расшибиться в лепёшку, но его желание выполнить. Безрезультатно проторчав в Белом Яре ещё три дня, Алфи отправил меня за прямым приказом, подписанным нашим шефом и заверенным Канцелярией Двора.

В нашей конторе я никого не застал. Абатыч занимался делом кривого мельника, а Нюра с Анфиской были брошены на выполнение социального заказа. Где были остальные, я не знал. Ежегодно Канцелярия Двора присылала нам один заказ на бесплатное обслуживание социально незащищенных слоёв населения. В позапрошлом году это были гномы — ветераны Карликонской битвы, в прошлом — русалки, страдающее водобоязнью, а в этом — Дом престарелых манекенщиц. Старушки-манекенщицы возжелали пройтись по подиуму при большом скоплении народа, и наши девчата срочно творили для них новую коллекцию одежды.