Спастись от опасных мужчин - [89]

– Ну что ж, Виктор. Хорошо.

Возможно, он говорил правду, а возможно, и нет. В любом случае больше я ничего от него не узнаю. Жаль, что здесь не было и Джозефа. Он бы сказал мне больше. Я заклеила амбалу рот еще одним куском клейкой ленты. На сей раз сделать это было труднее, поскольку он метался, тщась освободиться, но я справилась. Когда я наконец выпрямилась, моя одежда промокла насквозь от выплеснувшейся из ванны воды.

– Эти последние несколько минут я не буду тебя беспокоить, – сказала я. – Не буду говорить тебе, о чем думать. Но, надеюсь, ты понимаешь, что Карен Ли не заслуживала того, что ты с ней сделал.

Не обращая ни малейшего внимания на звучащее все отчаяннее мычание, которое слышалось из-под клейкой ленты на его рту, я вышла из ванной и закрыла за собой дверь. Первые несколько минут до меня доносились тупой стук ног и головы по стенкам ванны и звуки выплескивающейся на пол воды. Виктор был силен и живуч, и у него не было ни малейшего желания покориться той участи, которая его ждала. Но иногда у человека в самом деле нет выбора…

В конце концов шум в ванной стал стихать. И вскоре затих совсем.

Я ощущала вкус крови. На внутренней части рта была до крови содрана слизистая от затрещин Виктора, и губы уже начали распухать. Я отыскала бумажные носовые платки и засунула их за щеку, чтобы они впитали кровь, – старый боксерский трюк, которому меня когда-то научил специалист по обработке рассечений и ран, помогавший боксерам во время поединков. Затем я села и начала ждать.

Вскоре раздался стук в дверь.

Я открыла ее, держа в руке пистолет.

Бастер был одет в черные джинсы и черную кожаную куртку, а черные волосы завязаны в конский хвост. Он выглядел как огромный, опасный ковбой. Большинство людей, открыв входную дверь и узрев за ней Бастера, потом мучились бы кошмарами по несколько недель. Я же при его виде почувствовала такое облегчение, что мне захотелось его обнять. Он вошел, оглядел комнату и присвистнул.

– Увидев вот это, я больше не позволю тебе насмехаться над беспорядком в моем собственном кабинете.

Он уставился на меня, заметив мое окровавленное лицо, разорванную и промокшую одежду.

– У тебя сейчас такой вид, словно тебя лягнула бешеная лошадь.

– Тебе стоит посмотреть и на остальных.

Он посмотрел на два трупа – на Эрика и на парня с «Сан-Франциско кроникл», на коленях которого все еще лежала эта окровавленная газета.

– Ты имеешь в виду этих жмуров?

Я нашла в холодильнике две банки пива, отдала одну из них Бастеру, вторую открыла сама.

– Насколько велик твой багажник?

Он хищно ухмыльнулся:

– Достаточно велик для двоих.

– Для троих, – поправила его я. – Надо, чтобы он был достаточно велик для троих.

И кивком указала на дверь ванной.

Бастер посмотрел туда же, куда и я, потом выпил полбанки своего пива и пожал плечами:

– Им будет тесновато, но жаловаться они не станут.

Полчаса спустя мы уже покинули квартиру.

– Тебя куда-нибудь подвезти? – спросил он.

– Это было бы любезно с твоей стороны. Ведь они меня вроде как похитили.

Он потрепал меня по плечу своей огромной ручищей:

– Уверен, что они об этом горько пожалели.

Неделя четвертая

36

– Никки, ваше лицо… вы что, попали в аварию?

– Можно сказать и так.

– Вам нужна помощь? Вы обратились в полицию?

– Полиция не сможет мне помочь.

– Я всегда считала, что полиция для этого и существует.

– Со мной будет все в порядке.

– Могу я поговорить на одну тему, Никки, на тему, которая может вас расстроить?

– Вся эта неделя была сплошным расстройством. Так что ваша тема как раз попадет в струю.

– Я взяла на себя вольность провести некоторые изыскания. Ничего выходящего за рамки, просто обычный поиск в Интернете информации, связанной с вашим именем. И наткнулась на архивированные статьи из газет, вышедших двадцать лет назад.

– Я вас правильно поняла?

– Ваши родители… мне очень жаль… Могу я спросить, что случилось с вами потом?

– Я не разговариваю на эту тему.

– Вы уже дали это понять очень ясно, но почему бы вам не рассказать хотя бы немного. Вы сможете остановиться, когда захотите.

– Другие говорили мне то же самое после того, как это случилось.

«Просто поговори об этом, расскажи нам хотя бы немного, мы здесь для того, чтобы помочь тебе».

Но помогать было уже слишком поздно. Слишком поздно, чтобы разговаривать, потому что исправить уже ничего было нельзя.

– Насколько я понимаю, вы говорили сейчас о других психотерапевтах? К которым вы ходили вскоре после того, что произошло? Возможно, сейчас другой случай.

– Другой? И в чем же отличие? У меня не было выбора, я должна была их посещать. Точно так же, как у меня нет выбора и теперь – я должна посещать вас.

– Пять минут, Никки. Поговорите со мной пять минут, а потом вы сможете уйти. Вот и все, о чем я прошу.

– Пять минут? А потом я смогу уйти?

– Да.

– Хорошо. Ладно, пять минут. Почему бы и нет? Когда это произошло, мне было двенадцать лет, а моему брату на три года меньше. Со стороны отца у нас не было никакой родни, а у матери – только сестра, которая не поддерживала с ней отношений и жила где-то в Орегоне. Какое-то время мы с братом находились под опекой штата, пока они пристроили нас в две разных семьи. Как щенят. Им проще было найти место для каждого из нас по отдельности, чем сразу для двоих.