Спастись ещё возможно - [3]

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Если не увижу на руках Его ран от гвоздей,

и не вложу перста моего в раны от гвоздей,

и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю

(Евангелие от Иоанна,

глава 20, стих 25).

Глава 1. Привет от Павла Ивановича

Когда же продолжали спрашивать Его,

Он, восклонившись, сказал им: кто из вас

без греха, первый брось на нее камень

(Евангелие от Иоанна,

глава 8, стих 7).

Накануне была гроза, и дождь закончился только к утру. Воздух был еще свеж, будто и не вчера это было, а вот-вот, только что отгремело... Воздух был чист и прохладен. Он врывался в приоткрытое окно “Мерседеса”, упруго обдувал лицо, заставлял смешно приплясывать подвешенного к зеркалу кургузого человечка и шуршал позабытыми на задней панели листами каких-то бумаг. Хорошо! Было хорошо и хотелось жить! Прямой выжимал не менее сотни и было это для его авто сущим пустяком, однако, свернув с Киевской трассы в город, он не рисковал уже ехать быстрее. Улица Красной Армии, хладокомбинат, Лепеши...

На выезде с Лепешей пришлось остановиться у железнодорожного переезда перед опущенным шлагбаумом. Прямой беззлобно ругнулся и потянулся к телефонной трубке, но кто-то его опередил: “мобильник” в его руке пронзительно заверещал.

— Слушаю, — сказал он и вытянул шею, выглядывая на железнодорожное полотно: скоро ли поезд?

— Ты слушай, слушай, Прямой, — ответил незнакомый, но серьезный мужской голос. — Привет от Айболита... Ты чего молчишь, Прямой?

В голосах, и телефонных тоже, Прямой немного разбирался — работа у него была такая: и сам зачастую брал клиентов “на голос” и также, по голосу, оценивал серьезность возможного с их стороны отпора. Этот голос был серьезным, и Прямой напрягся.

— Слушаю, — повторил он, немного помедлив. Айболит, питерский авторитет, ему действительно был хорошо известен. Вот только этот телефонный номер никто из его знакомых знать не мог — это факт. Трубка была чужая и принадлежала человеку никак с ним не связанному. И все-таки его вычислили. Как?

— Соображай, Прямой, базар к тебе конкретный. Ты на кичмане подписался рассчитаться к апрелю с Айболитом. Ты чего же базара не держишь?

— Я за свои слова отвечу... Айболиту. А тебя я не знаю, — Прямой попытался говорить жестко, но некоторая его растерянность все-таки проскочила дрожащей искоркой сквозь звуковую мембрану и была чутко уловлена.

— Ты порожняк не гони. Айболит сейчас не у дел. И ты это знаешь. Он передал полномочия серьезным людям. Я их представляю, и зовут меня Скок. Витя Скок. Запомни это имя, а полномочия тебе будут предъявлены. Готовь деньги.

— Хорошо, забьем стрелку на среду, предъявишь полномочия, будет тогда и разговор.

— Ты не понял, Прямой. Деньги надо отдать завтра — пятьдесят штук баксов. Сумма небольшая, так что поднапрягись и закончим дело. Но завтра, въезжаешь?

— Нет, братан, — у Прямого кончилось терпение, и он ругнулся в трубку, — ... такие гуси у нас не взлетают. Ты не на фраера наезжаешь...

— Прямой, мне говорили, ты серьезный человек. Тебя от смерти отмазал Айболит своим авторитетом и бабок не пожалел. Что ж ты, как фуфлыжник, рассчитываться не хочешь? В общем, завтра в семь вечера будь с деньгами в “Рижской”. Там и базары все перетрем...

Трубка замолчала, и последнее ругательство Прямого повисло в воздухе. Товарняк между тем, промелькнув последними вагонами, умчался на запад, шлагбаум поднялся, и Прямой, стиснув руль до боли в ладонях, до отказа выжал акселератор. “Мерседес” взревел, вздыбился всем табуном своих двухсот лошадок, рванулся вперед и через несколько секунд скрылся в запыленной перспективе улицы имени Сто двадцать восьмой Стрелковой дивизии. Какой-то зазевавшийся мужичок, чудом успевший выдернуть из-под колес иномарки свой велосипед, долго еще не мог отдышаться и время от времени неведомо кому грозил вдаль дрожащим кулаком...

В пивном баре “Бавария” за кружкой светлого австрийского пива Прямой мучительно размышлял о происходящем: “Нет, деньги отдать сейчас нереально. Да и почему, собственно, их надо отдавать неведомо кому, да еще с таким напрягом?.. Срок, действительно, прошел, но Айболит на зоне и в последней маляве писал, что можно пока не торопиться. Вот только идет слух, что у него с “пиковыми” большие проблемы... Может, перевел долг? Но тогда бы отписал маляву, — дежурный шашлык нетронутым остывал в тарелке, а он рассеяно водил пальцем по пивной лужице, неряшливо растекшейся по столешнице. — И кто этот Скок? Судя по погонялу — вор из славян, но едва ли авторитет, иначе был бы на слуху... И как его все-таки пробили? Без конторы едва ли обошлось...”

— Эй, эта, — дернул он проходящую мимо стола официантку, — принеси от шефа трубку, скажи для меня.

— Сейчас, — девица тут же убежала к директору заведения: такому клиенту лучше по пустякам не отказывать.

Свою трубку он закинул в бардачок автомобиля — какой теперь с нее прок? “Но это мелочи, — он попытался упорядочить свои мысли, — а вот насколько серьезна предъява этого Скока? Надо попробовать его пробить по всем каналам: и через братву, и через ментов…” Прямой переполнялся раздражением и гневом: хотелось двигаться, действовать, куда-то бежать, но он сдерживал себя, понимая, что можно напортачить. Он чувствовал своим волчьим чутьем, что дело заваривается серьезное, наскоком его не решить — это не лохов каких-нибудь там разводить. “Может, сдернуть?” — среди прочих мелькнула и такая мысль. “Нет! — эту дверь Прямой для себя сразу закрыл. — Нет! Слабину давать нельзя — потом не очистишься!” В кровь плеснуло адреналином, мышцы заиграли в предчувствии боя. Накатила злость: “Разорву!” Он встал, потянулся своим сильным, словно звериным, телом и неспешно двинулся по залу.