Спастись ещё возможно - [15]

— Три дня назад гражданин Герасимов Николай Кузьмич убит в местах лишения свободы во время возникших среди заключенных массовых беспорядках. Могу добавить от себя, — следователь внимательно посмотрел в глаза Прямому, — он убит заточкой в сердце. Весьма профессионально, и не похоже это на случайную смерть в общей суматохе. И потом, вы же знаете — это был серьезный мужчина, способный за себя постоять, не боров какой-нибудь, и подколоть его вот так какой-нибудь фраерок явно не смог бы. Так что повторяю еще раз: получали ли вы что-нибудь прямо или косвенно, через вторые руки, от гражданина Герасимова?

Генрих Семенович достал сигареты, протянул Прямому. Оба закурили.

— Нет, — помотал белой своей головушкой Прямой, — ничего не получал, ни прямо, ни криво. Так и запишите!

— Запишем. А ведь те, кто охотятся на вас, думают иначе, и если достанут, будут разговаривать в ином тоне. В каком — соображайте сами. Вспомните гражданина Функа.

— Я думал, они нас обоих грохнуть хотели, но подвернулся один Гриша. Я же видел все. А того мужика в маске — кто уложил? Гриша не мог. Я не успел, а жаль. Хотя и волыны не было...

— Вы действительно не могли, — Генрих Семенович устало улыбнулся, — Тут у нас все было на контроле. И Григорий Функ в него не стрелял, потому как, по-видимому, был убит первыми же выстрелами. А вот вас, Сергей Григорьевич, вас никто убивать и не собирался, я вас уверяю. Если бы у них была цель вас уничтожить, вы бы теперь не сидели со мной рядом. Это я вам как профессионал говорю. Вы нужны им для беседы, а нападение на улице Советской было грубой демонстрацией силы, что бы не пришлось потом вам долго объяснять, что к чему. Вы нужны им живым.

— Чехам? Да на кой я им сдался? — Прямой задумался, потом с силой провел ладонью по лицу и зло сверкнул глазами на следователя: — Сволочи вы! На контроле, значит, все у вас было? Фиксировали, значит, на пленку, как Гришу Функа чехи завалили? И еще бы десяток-другой завалили — а вы тоже на пленку? Менты позорные...

— Вы думаете, что это чеченцы? — заинтересовался следователь, последние выпады Прямого он откровенно проигнорировал.

А Прямой с минуту молчал, пуская дым в потолок, потом сказал:

— Да видел я, видел кавказца за рулем УАЗа.

— А, тогда ясно, — Генрих Семенович затушил окурок и встал, — вы видели лишь то, что вам хотели показать. Ясно?

— Да ничего мне не ясно! — вскипел вдруг Прямой, — Где я нахожусь? На каком основании задержан? Кто вы такие? И вообще, без “доктора” дальше разговаривать отказываюсь! Все!

— Да не смешите вы меня, Сергей Григорьевич, — следователь говорил ровно, с легкой улыбкой, — Мы — серьезная организация, беседы через адвоката у нас не практикуются. И чем меньше вы будете о нас знать, тем больше у вас шансов вернуться на волю. А находитесь вы... скажем, в доме без мезонина. Почти как у классика… Так и расскажете потом корешам.

Кстати, об основании для вашего задержания. Двенадцатого мая около четырнадцати ноль-ноль в пивном баре “Бавария” вы нанесли тяжкие телесные повреждения двум несовершеннолетним гражданам: Байбакову Олегу и Петрову Александру: первому — открытую черепно-мозговую травму, повлекшую, по-видимому, серьезную утрату здоровья; второй также доставлен в больницу с сотрясением мозга. Так что судите сами об основаниях: при вашей биографии их минимум лет на пять-семь строгого режима. В общем, советую подумать. Если что-нибудь вспомните — гарантирую, что про “Баварию” никто никогда вслух ничего не скажет. Вот так! До встречи.

Следователь вышел, а Прямой принялся усердно переваривать полученную информацию. Итак, Айболит на Луне, Гриша Функ там же. Его самого отлавливают чехи и настроены они, видно, серьезно... Еще что-то не давало ему покоя, что-то не вписывалось в общую картину событий. “Фу ты, ну конечно! Они, похоже, упустили не только Глушкова, они и цыганку Папессу не просекли. Не мог иначе следак о ней ни единым словом не обмолвиться, ни как не мог. Значит, не знал! Вот те на! Вот тебе и спецы!”

— А ты помоги следствию, братишка, — подсказал из своего угла Кабан, — легче будет.

— Ну-ну, — пробурчал Прямой, — обойдусь без фраеров сопливых.

Вечером Кабан притащил маленький телевизор. (“Вот тебе и режим!” — с удивлением отметил Прямой). Они смотрели информационную программу по НТВ. С экрана вещал солидный телеведущий.

— Веришь? — скривился Кабан. — Я в детстве так кисель любил, только бы его и пил, а теперь не могу. Тошнит!

— А зачем смотришь его, если не любишь? — поинтересовался Прямой, — переключись на другой канал и — амба.

— У меня чисто профессиональный интерес. Надо иной раз уметь соврать с таким лицом. Профессионал! Вроде фамилия подходящая и говорит без акцента, но ведь не наш, паразит. Враг! Национальный герой Америки! Ему пенсион от Конгресса давно обеспечен, если успеет удрать, конечно.

— Ты что, к аттестации готовишься на очередное звание? — поинтересовался Прямой.

— Не твое дело! — отчего-то обиделся Кабан и выключил телевизор.

Они легли. Кабан повесил светомаскировку и включил маленький ночничок. Прямой оставался прикованным к кровати, но к такому своему положению он уже начал привыкать.