Созопольские рассказы - [4]

Этот как будто не был таким. От него веяло каким-то изяществом, артистичностью, чем-то присущим только ему. Скорее всего, в нем сказывалось сдержанное благородство и чувство собственного достоинства.

— Здравствуйте, — ответил я холодновато и немного недоуменно, но опасаясь, как бы он не оказался каким-нибудь знакомым, которого я забыл, тут же добавил более учтиво: — Куда путь держите?

— Да вот, в столицу. На конференцию.

— А-а-а, — протянул я.

Наступило до глупости неловкое молчание. Старичок стоял рядом, словно нищий, и мне было ясно, что он не менее одинок, чем я, и очень не прочь поболтать. Я был готов пригласить его за свой столик, но, с другой стороны, он не казался мне весьма симпатичным. Существует особый вид пассажиров: любопытные. Они беспардонно копаются в твоей душе и осыпают тебя тысячами интимных вопросов. Поэтому я предпочитал оставаться наедине с чудесными воспоминаниями лета и представлять себе грубое обветренное лицо старого моряка — барбы Николая. Но пока я размышлял, как мне поступить, старикан застенчиво обратился ко мне:

— Извините, можно подсесть?

— Прошу! — ответил я, сделав широкий жест, после чего снова замкнулся в себе.

Старикан деликатно опустился на стул. Как видно, он почувствовал мое желание держаться на расстоянии. Мы несколько секунд смотрели друг на друга, а затем одновременно опустили глаза. Мне стало жаль его, захотелось сказать, что я вовсе не гордец или нелюдим, но что-то удерживало меня. Быть может, его вид.

— Извините, что я, так сказать, нахрапом, но… — смущенно произнес он. — Уж очень я обрадовался, увидев вас. День такой скучный, а я человек общественный, не могу без людей. Вы ведь художник, неправда ли?

— Да-а, — не совсем уверенно протянул я. — Как вы угадали?

Старикан усмехнулся с некоторым превосходством.

— По берету и… волосам, разумеется.

— Наружность порой бывает обманчива…

— Скажу не хвастаясь, что я редко ошибаюсь. К тому же у вас длинные пальцы!

— Вы очень наблюдательны, — сказал я с усмешкой.

— Что поделать, профессия, — скромно промолвил мой собеседник.

Я насторожился. Без сомнения, он был как раз из тех, кого я боюсь, как огня.

Старикан привстал и со старомодным поклоном галантно протянул мне руку.

— Позвольте представиться: Петр Камов, заслуженный суфлер республики! — торжественно произнес он, особенно подчеркнув слово «республики», чем вызвал у меня представление о заглавной букве, энергично потряс мне руку и снова сел.

— Иванов, — пробормотал я с невольной улыбкой.

Я не мог не улыбнуться: мне было известно, что есть заслуженные и народные артисты, но о заслуженных суфлерах республики я не слыхивал.

Как бы то ни было, завязался вялый разговор на общие темы. Старикан оказался забавным, словоохотливым и умным собеседником. За каких-нибудь полчаса он выложил всю свою незадачливую биографию, не утаив, что ему стукнуло шестьдесят пять лет, что он «вечный холостяк» и «старый разбойник». Что он хотел сказать последним выражением, я так и не понял. Спросить же не спросил. Неудобно было.

У нас нашлись общие знакомые, мы в меру посплетничали, но настроения откровенничать у меня не было, и поэтому, несмотря на его умелые подходцы, я сохранил полное инкогнито. Меня очень смущал титул «заслуженного суфлера», и я делал все возможное, чтобы пресечь зарождающуюся между нами близость. Порой мне даже казалось, что старикан немного не того.

Мы заговорили о море. Оказалось, что мой спутник страстный удочник. Поняв, что и моя скромная личность принадлежит к «великому племени рыболовов», он незаметно перешел на ты и, мешая ты с вы, рассказал несколько чудесных историй. Так, слово за слово, «заслуженный суфлер» добрался до одной «особенной» истории.

Я заказал два коньяка и при этом вспомнил шутливое двустишие:

День начался неудачно —

Коньячно.

— Наш театр принял на себя шефство над заставами и маяками, — начал Камов. — К сожалению, мы редко вспоминали о своих обязанностях, а вспомнив, тотчас же забывали о них. Сценическое искусство — это, как вам известно, тяжелый, непосильный труд. Уйдя с головой в постановки, интриги, премьеры, мы вряд ли вспомнили бы тот торжественный день, в который мы посетили штаб, если бы в местной газете не появилась корреспонденция, взволновавшая весь округ.

Я, суфлерская косточка, дословно запомнил текст и надеюсь, вы позволите мне процитировать его. Если местами он покажется вам суховатым, то это не моя вина. Так вот:

«С некоторых пор, — сообщалось в корреспонденции, — пограничные заставы в Н-ском районе днем и ночью подстерегали связного иностранной разведки. Он, однако, был неуловим, как фантом. Пограничники по многим признакам установили его присутствие, однако все их усилия задержать нарушителя были тщетны.

Моряк Иван Радев с Н-ского маяка часто разглядывал в бинокль пляж соседнего поселка. Трудящиеся загорали на золотом песке, купались, набирались сил для новых трудовых подвигов. Некоторые из, них были аквалангистами и, ныряя в синее море, били гарпунами кефаль. Моряку Ивану Радеву нравилось наблюдать за людьми-амфибиями: редкое зрелище, как магнит, притягивало вчерашнего деревенского парня.