Сожжение Просперо - [29]

После ужина Василий провел Хавсера до резиденции канцлера на Марианской Вышке.

— Прекрасный город, — заметил Хавсер, пока они прогуливались по террасе. В конце ужина он выпил несколько рюмок амасека для того, чтобы подготовиться к благодарственной речи, после чего пошли тосты – одним словом, сейчас Хавсер был в задумчивом настроении.

Василий терпеливо ждал, пока он не налюбуется видом. С террасы перед ними открывался урбанизированный пейзаж Каркома и его окрестностей. Поверхность метрополии в девять квадратных километров, покрывшая давно мертвый океан, подобно паковому льду, блестела в лучах заходящего солнца. Над городом порхали и кружили стайки воздушных судов, которые походили на серебристых рифовых рыбешек.

— Удивительно, что человек сумел возвести нечто подобное, — сказал Хавсер, — не говоря уже о том, что построить трижды.

— А возможно человеку не стоило столько раз облучать его, не находишь? – произнес Василий.

Хавсер взглянул на своего агента. Василий был ужасно молод, не больше двадцати пяти лет.

— Василий, у тебя нет души, — заявил он.

— О, именно поэтому ты и нанял меня, — ответил Василий. – Я не позволяю сантиментам мешать работе.

— Именно.

— По-моему, сам факт того, что Атлантические платформы дважды уничтожали и отстраивали заново, символизирует всю работу Консерватории. Нет ничего, что нельзя было бы вновь найти и восстановить. Нет ничего невозможного.

Они направились к резиденции. Нелепо украшенные роботы-сервиторы, которых импортировали с самого Марса, обслуживали группку избранных гостей. Канцлер получил эти машины прямиком из Кузницы Мондус Гамма Луки Хрома — демонстративная похвальба своим высоким положением.

Окна резиденции потемнели, ограждая гостей от сияния заходящего солнца. Пара сервиторов в виде жужжащих птиц принесла Хавсеру стакан амасека.

— Пей медленно, — рассудительно посоветовал Василий. – Когда будешь говорить с Эмантином, речь твоя должна быть связной.

— Сомневаюсь, что осилю весь стакан, — сказал Хавсер. Он сделал глоток. Амасек, который подавали у Атлантического канцлера, был настолько хорош и столь экстравагантной выдержанности, что вкусом и запахом уже и не походил на амасек.

Эмантин со своей молчаливой дамой-компаньоном подошли через пару минут. Он оставил своих прежних собеседников, подобно змее, сбросившей кожу – они поняли, когда уделенное им краткое время для встречи с префектом-секретарем подошло к концу.

— Каспер, — поприветствовал его Эмантин.

— Сэр.

— Поздравляю с наградой. Бесценный приз.

— Спасибо. Я… спасибо, сэр. Это мой агент, Исак Василий.

Естественно, Эмантин не обращал ровным счетом никакого внимания на таких людей, как Василий. Хавсеру казалось, что префект-секретарь видел его самого лишь потому, что это было необходимо. Эмантин повел Хавсера в сторону окон.

— Тридцать лет, — сказал он. – Даже не верится, что с тех пор прошло целых тридцать лет.

Хавсер подумал, что префект-секретарь имеет в виду Консерваторию.

— На самом деле около пятидесяти.

— Правда?

— Мы считаем, что Консерватория была основана принятием ее первого устава на конклаве в Лютеции[66], которому этим летом исполняется тридцать лет, но у нас ушло еще около двадцати лет на то, чтобы все пришло в движение. Минуло более пятидесяти лет с тех пор, как я вышел на связь с вашим кабинетом, чтобы обсудить первые шаги. Это было в Карелии. Карельский улей. Вы тогда возглавляли миссию, и долгое время я сотрудничал с парой ваших помощников. На самом деле, я вел диалог с ними на протяжении нескольких лет, прежде чем встретил вас в первый раз и…

— Пятьдесят лет, да? Подумать только. Карелия, говоришь? Словно другая жизнь.

— Действительно, именно так и кажется, не правда ли? Значит, я работал с вашими помощниками, чтобы привлечь к себе внимание. Уверен, я тогда всем успел надоесть. Одного звали Долинг. Еще помню Баранца. Бакунина.

— Не помню их, — ответил префект-секретарь. Его улыбка стала словно неживой. Хавсер отхлебнул еще немного амасека. Тот был не очень крепким и теплым. Его взгляд упал на руку Эмантина, в которой тот держал хрустальный бокал с каким-то зеленым дижестивом[67]. Рука была идеальной. Чистая, с ровными аккуратными ногтями, надушенная, грациозная. Она была белой и гладкой, пухлой и подвижной. На ней не было ни единого признака старения – ни морщин, ни печеночных пятен, ни выцветших участков кожи. Ногти были отполированными. Это были не корявые, ссохшиеся и испещренные венами когти почти двухсотлетнего старика, а префекту-секретарю Гиро Эмантину было, по меньшей мере, именно столько. Каспер видел руку молодого мужчины. Хавсеру вдруг стало интересно, а не скучал ли юноша за своей рукой? От этой мысли он тихо прыснул со смеху.

Само собой, у префекта-секретаря был доступ к лучшим омолаживающим процедурам терранской науки. Терапия была настолько эффективной, что уже и не походила на омоложение, в отличие от операций, через которые прошел Хавсер в шестьдесят лет. В ходе их ему закачали в плоть коллагены, заполнили морщины и складки дермальными веществами, придали коже «здоровый» оттенок с помощью нанотичных пигментов, прочистили глаза и внутренние органы, изменили форму подбородка и подтянули щеки, пока в конечном итоге он не стал походить на отретушированное гололитическое изображение себя в молодости. Эмантин, наверное, прошел генную терапию и получил скелето-мускулатурные трансплантаты, имплантаты, подкожные ткани, трансфекции