Сожаления Рози Медоуз - [3]

– Знаешь, я не уверена, что хочу еще один отпуск провести за работой, – ответила я Гарри.

– Ты же говорила, что не против, – напыжился Гарри. – Я точно помню: ты говорила, что тебе даже понравилось.

– Я действительно была не против. Просто не хочу, чтобы все повторилось. Я очень тобой гордился, – резко произнес он. – Ты всех выручила.

О да, я помню его лицо, когда все похлопывали меня по спине и называли маленькой звездой, – он сиял, лучился от гордости, и мне даже показалось, что он вот-вот лопнет. А потом, когда все ушли на корт, он поплелся последним, как всегда; толстые ноги терлись друг о друга в слишком тесных белых шортах. Я смотрела, как он уходит, стоя у кухонного окна; передо мной лежали восемь сырых лобстеров, и ни одна живая душа не предложила помочь.

– Не знаю, стоило ли так гордиться, – тихо заметила я. – Мне тогда казалось… что мы вроде как платим за приглашение.

– Не будь идиоткой, – фыркнул он. – Шарлотта и Боффи – мои старые друзья! С чего это мне платить за приглашение в их дом!

Всего-то и надо – сходить на пару карточных полдников и издавать нужные звуки на вечеринках, подумала я про себя.

Вообще-то, в те выходные я с радостью занялась готовкой. Расторопно надела фартук, закатала рукава. Все что угодно, лишь бы быть подальше от развеселой орущей компании, которая только и знает, что твердить, как хорошо они проводят время, и ржать над несмешными шутками. Раньше, когда мы с Гарри только поженились, мне казалось, что я просто чего-то не понимаю. Ведь они на десять лет старше меня и, естественно, у них более тонкий юмор. Я думала, что со временем начну понимать их шутки. Но потом до меня дошло, что понимать нечего. Эти люди просто веселились, в этом заключался смысл их существования, и если что-то было не смешно, они все равно надрывали животы. Богатые люди без всякой жизненной цели, живущие за счет трастовых фондов, папочек из Сити и самого достойного образования, что можно купить за деньги. Когда-то в раннем детстве они оценили себя долгим и невозмутимым взглядом, поняли, что безупречны, и, выйдя из младенчества, зашагали по жизни с этим твердым убеждением. Им можно орать во всю глотку и творить все, что заблагорассудится. Беспокойство и робость, терзающие обыкновенных смертных, незнакомы Шарлотте и Боффи. От них не услышишь тревожных слов по пути с вечеринки: «Может, когда я сказала, что Аманда похудела, она обиделась и подумала, что раньше я считала ее коровой?» Или: «Я назвала их сынишку Томми тихоней, а вдруг они подумали, что я считаю его умственно отсталым?» Нет-нет, чрезмерная самоуверенность в друзьях Гарри зашкаливала. В их жизни всего было через край, только вот скромности не хватало.

Вздохнув, я свернула на Уондсворт-бридж-роуд. Ведь я изо всех сил старалась сдружиться с ними. Поначалу мне так хотелось влиться в компанию Гарри, найти подружку, родственную душу, не такую горластую и мерзкую, как остальные. Но все они были одинаковые. И хотя сначала я восхищалась ими, считала их забавной сумасбродной командой, теперь все они вызывали у меня лишь головную боль. В том числе и Гарри. Я покосилась на него: сидит рядом, откинув голову, с открытым ртом, и мощно храпит; пухлые руки вяло сцепились на полосатом жилете. Я тоскливо улыбнулась. Забавно, ведь когда мы с Гарри познакомились, он казался таким непохожим на остальных. Тогда я не подозревала, что он это не нарочно.

Мы познакомились в Ирландии, на очередной вечеринке, – только в тот раз я работала поваром на вполне законных основаниях, в качестве нанятого персонала. Обычно я не обслуживала загородные вечеринки, а в основном работала в Лондоне – у подруги была фирма по организации банкетов. Но в последний момент позвонили из агентства и стали умолять согласиться, потому что другая девушка отказалась и клиенты уже впадали в эпилепсию от ярости. По идее, одно это должно было меня насторожить, но я согласилась, и на следующее утро уже плыла по Ирландскому морю, чтобы в одиночку приготовить завтрак, обед, полдник и ужин для пятнадцати стрелков и их жен.

При нормальных обстоятельствах я в жизни бы не ввязалась в такую передрягу, но, по правде говоря, мне до смерти хотелось уехать из Лондона, под любым предлогом. Я только что разорвала долгие и тягостные отношения с безумно симпатичным ландшафтным дизайнером по имени Руперт – то есть это с моей стороны отношения были отягощены чувствами, зато с его – легкие, как перышко, но последнее обстоятельство стало очевидным для меня, лишь когда я застукала своего принца с другой любовницей, причем – моей хорошей знакомой. Именно тогда я окончательно решила, что романы с красавчиками – не для меня. Дело в том, что до Руперта я всегда сторонилась стремительных шикарных мужчин, считала их опасными и предпочитала иметь дело с отбросами. Даже в школе, когда все девчонки сходили с ума по Наполеону Соло, я была влюблена в Илью Курякина; все визжали по Ле Бону, а мне нравился Тейлор; все жаждали Боди, а мне снился Дойл.[6] Мне так было приятнее, спокойнее, что ли; ощущение легкого превосходства грело душу и надо было продолжать в том же духе. Но тут появился Руперт. Воплощение сексуальности, прекрасный ландшафтный дизайнер, от которого подкашивались коленки.