Совсем как ангел - [38]

— Спасибо за совет, Учитель.

— Это не совет. Это предостережение. Откажитесь — и будете спасены. Испытаете раскаяние и наслаждение… Вы видите в матери Пуресе старую женщину с хрупким телом и больным разумом. Я же зрю в ней создание Божие, одну из Избранных.

— А заодно и одну из обобранных, — усмехнулся Куинн. — Кстати, сколько монет вам удалось вытянуть из нее на все это великолепие?

— Вам не удастся рассердить меня еще раз, мистер Куинн. Сожалею, что вы пытаетесь это сделать. Кстати, я вас еще не утомил беседой? Ответил на все ваши вопросы? Позволил увидеться с сестрой Благодеяние? Вы чем-то еще не удовлетворены? Поистине вы ненасытный человек.

— Я хочу узнать, что случилось с О'Горманом. Тогда я смогу рассказать правду его жене.

— Скажите ей, что Патрик О'Горман бродит в аду, страждая в муках вечного проклятия. Это — правда.

Выбравшись из Тауэра, Куинн первым делом надел ботинки и поправил галстук. Учитель невозмутимо наблюдал за ним, стоя в арке ворот. Солнце клонилось к закату, и из трубы столовой уже поднимался ленивый столб дыма. Из членов секты в пределах видимости были только двое младших детей сестры Раскаяние, со счастливыми мордашками съезжавшими на плоских картонках по склону, скользкому от сосновых иголок, да брат Язык Пророков неторопливо приближался к башне, неся клетку со своей маленькой птичкой. За ним, запыхавшись, с раскрасневшимся лицом тяжело ступал брат Твердое Сердце, бривший Куинна в предыдущее утро.

Прикоснувшись ко лбу и поклонившись, братья приветствовали Учителя. Затем вежливо кивнули Куинну.

— Мир да пребудет с вами, братья мои, — нараспев произнес Учитель.

— Мир с вами, — повторил брат Твердое Сердце.

— Что привело вас сюда?

— Брат Язык опасается, что его попугай болен. Он хочет, чтобы сестра Благодеяние посмотрела его.

— Сестра Благодеяние пребывает в заточении.

— Попугай ведет себя очень странно, — примирительно сказал брат Твердое Сердце. — Покажи его Учителю, брат Язык.

Брат Язык склонил голову на плечо и приложил руку ко рту.

— Птица больше не говорит, — перевел брат Твердое Сердце, — и сидит, спрятав голову.

Брат Язык ткнул себе в грудь и быстро задвигал рукой взад-вперед.

— Пульс у птички очень частый, — пояснил брат Твердое Сердце. — У нее сердцебиение. Брат Язык очень обеспокоен. Он хочет, чтобы сестра…

— Сестра Благодеяние — в заточении, — резко повторил Учитель. — Птица выглядит совершенно здоровой. Возможно, она просто так же устала говорить, как я слушать. Накройте клетку и дайте ей отдохнуть. А сердцебиение у всех птиц учащенное, и нечего тут беспокоиться.

Брат Язык скривил губы, а брат Твердое Сердце издал долгий, глубокий вздох, но возразить ни один не посмел. Они исчезли за углом Башни, оставив за собой лишь легкие клубы пыли.

Этот краткий диалог озадачил Куинна. Как и Учителю, ему показалось, что птичка пребывает в добром здравии, и потому стало любопытно, не использовали ли ее братья в качестве предлога, чтобы повидать сестру Благодеяние. «Или, может быть, меня? — неожиданно подумал он. — Да нет, что-то я становлюсь чересчур подозрительным. Еще пара часов в этом милом местечке — и я, пожалуй, тоже начну принимать вибрации О'Гормана прямиком из пекла. Пора сматывать удочки».

Похоже, та же светлая мысль посетила и Учителя.

— Сожалею, но я больше не могу тратить на вас свои силы, мистер Куинн, — сухо проговорил он. — Вам лучше уехать.

— Хорошо.

— Передайте миссис О'Горман, что мои молитвы облегчат страдания ее мужа.

— Не думаю, что так уж сильно.

— Не моя вина, что он попал в ад… Приди он ко мне, я смог бы помочь ему больше… Мир да пребудет с вами, мистер Куинн. Я не жду вас обратно до тех пор, пока вы не придете смиренно и с раскаянием в душе, как новообращенный.

— Я предпочел бы получить письменное приглашение, от Кэпирота, — заметил Куинн, но Учитель уже закрыл дверь.

Куинн побрел обратно к грунтовке. Возле столовой стояло с дюжину братьев и сестер, но никто из них с ним не поздоровался. Лишь один бросил в его сторону любопытствующий взгляд. Куинн пригляделся и узнал дубленую физиономию брата Свет Бесконечности, приходившего в сарай, чтобы избавить его от блох. Выглядело все так, будто колонию специально предупредили, что присутствие гостя надлежит игнорировать, поскольку от него исходит угроза. Но, миновав столовую, он буквально кожей чувствовал две дюжины глаз, упершихся ему в спину. Ощущение это не оставило его даже тогда, когда он добрался, наконец, до своей машины, хотя вокруг никого и не было. Казалось, за каждым деревом притаился брат или сестра, не сводящие с него настороженного взгляда.

Куинн отпустил тормоз, и машина плавно двинулась вниз по дороге. Мысли его вернулись к первому отъезду из Тауэра, на ветхом грузовичке брата Венца. Тогда еще даже не рассвело. Он вспомнил причину столь раннего отъезда: им нужно было смыться раньше, чем проснется старшая дочь сестры Раскаяние, Карма, мечтающая удрать в город.

Куинн вздрогнул. Ощущение чьего-то пристального взгляда стало настолько осязаемым, что казалось, будто по шее ползет какое-то надоедливое насекомое. Чисто рефлекторно он поднял руку, чтобы стряхнуть нахала, но ничего не обнаружил, кроме выступившей на коже испарины.