Совсем как ангел - [3]

* * *

Куинн постучал в деревянную некрашеную дверь.

— Привет. Есть здесь кто-нибудь? Я заблудился, голоден и хочу пить.

Пронзительно скрипя несмазанными петлями, дверь медленно отворилась. На пороге стояла женщина лет пятидесяти, высокая и сильная, с круглым лицом и очень румяными щеками. Она была босиком. Длинное платье напомнило Куинну одеяния, которые он видел на Гавайях, только те сверкали всеми цветами радуги, а это было сшито из грубой серой шерсти без каких-либо украшений.

— Добро пожаловать, незнакомец, — произнесла она. Слова были добрыми, но тон выдавал настороженность.

— Прошу прощения за беспокойство, мадам.

— Сестра, с вашего позволения. Сестра Благодеяние. Итак, вы голодны, умираете от жажды и заблудились. Верно?

— Более или менее. Это длинная история.

— Но довольно обычная, — сухо сказала она. — Войдите. Мы никогда не отказываем беднякам, хотя сами бедны.

— Благодарю.

— Просто ведите себя, как следует, вот и все, чего мы просим. Как давно вы не ели?

— Честно говоря, точно не помню.

— Вы были на кутеже, да?

— Не совсем то, что вы имеете в виду. Но я сильно подозреваю, что мое вчерашнее времяпрепровождение вы назвали бы так же.

Она бросила острый взгляд на твидовый пиджак, переброшенный через руку Куинна:

— Прекрасная шерсть. Я такой не видела с тех пор, как мы носим свою одежду. Где вы его достали?

— Купил.

Его ответ, похоже, слегка разочаровал сестру. Она, по всей видимости, надеялась на признание, что Куинн его украл.

— Вы не похожи на нищего. Ни по виду, ни по манерам.

— Я слишком давно им не был. Еще не привык.

— Без сарказма, пожалуйста. Я вынуждена проверять наших гостей для нашей же безопасности. Каждую минуту, прямо хоть сейчас, может заявиться какой-нибудь любопытный репортер или блюститель закона, поклоняющийся злу.

— Я поклоняюсь только еде и воде.

— Тогда войдите.

Куинн последовал за ней в дом, представлявший собой одну большую комнату с каменным полом, выглядевшим так, будто его только что выскребли щеткой. Свет проникал сквозь стеклянную крышу — самую большую, какую Куинну когда-либо доводилось видеть.

Сестра Благодеяние заметила, что гость с удивлением посмотрел вверх, и пояснила:

— Учитель говорит: раз Создатель захотел, чтобы свет шел с небес, — ему следует нисходить прямо, не преломляясь в окнах.

Посредине помещения почти во всю длину комнаты тянулся деревянный стол со скамейками по обе стороны. На нем были расставлены оловянные тарелки, приборы из нержавеющей стали и несколько керосиновых ламп, уже вычищенных и заправленных для вечера. В дальнем конце размещались старомодный холодильник и печка со связкой хорошо наколотых дров. Еще там была самодельная птичья клетка. Перед печкой в кресле-качалке сидел средних лет мужчина — худой, с бледным лицом и птицей на плече. На нем было такое же одеяние, как у сестры Благодеяние, и он тоже был босиком. На бритой голове виднелось несколько царапин и порезов, будто ее брили тупой бритвой, а цирюльник был подслеповат.

Сестра Благодеяние закрыла дверь. Похоже, ее подозрительность в отношении Куинна слегка ослабла: сейчас она вела себя, как обычная домовитая хозяйка.

— Наша общая столовая, — пояснила она. — А это — брат Язык Пророков. Остальные — на молитве в Тауэре, мне же пришлось остаться с братом Языком в качестве сиделки. Он был болен и еще не оправился. Как ты себя чувствуешь, брат Язык?

Брат кивнул и улыбнулся. Маленькая птичка нежно ущипнула его за ухо.

— Самый неудачный выбор имени, какой только можно себе представить, — шепотом добавила сестра Благодеяние на ухо Куинну. — Он редко говорит. Впрочем, наверное, пророкам и не стоит слишком разглагольствовать. Вы можете сесть, мистер?..

— Куинн.

— Куинн. Рифмуется с грехом. Это может быть дурным предзнаменованием.

Куинн принялся доказывать, что его имя рифмуется с массой других слов — с усмешкой, веретеном, плаванием[2], но сестра резко оборвала его, заявив, что грех в данном случае подходит больше всего.

— Что еще, кроме порока, могло привести такого молодого, крепкого мужчину, как вы, к столь плачевному состоянию? Разве не так?

Куинн вспомнил: Ньюхаузер говорил, что люди в Тауэре особенно милосердны к бедным грешникам.

— Боюсь, что вы правы, сестра, — вздохнул он.

— Выпивка?

— Конечно.

— Карты?

— Частенько.

— Женщины?

— По обстоятельствам.

— Так я и думала, — кивнула сестра Благодеяние с мрачным удовлетворением. — Ладно, сделаю для вас сэндвич с сыром.

— Спасибо.

— И с окороком. В городе ходят слухи, будто мы мяса не едим. Какая чепуха! Мы много работаем, мясо нам необходимо. Сделать тебе тоже, брат Язык? И глоток козьего молока, а?

Брат затряс головой.

— Ну, как хочешь, заставлять не буду. Но по крайней мере свежий воздух пойдет тебе на пользу. Уже достаточно посвежело, чтобы посидеть немного во дворе. Верни свою птичку в клетку, и мистер Куинн поможет тебе с креслом.

Сестра Благодеяние распоряжалась так, будто у нее не возникало ни малейших сомнений, что все ее приказы будут выполнены быстро и как следует. Куинн покорно вытащил из комнаты качалку, брат Язык посадил попугая в клетку, а сама она деловито принялась готовить сэндвичи. Несмотря на странное одеяние и обстановку, больше всего в этот момент она походила на обычную домашнюю хозяйку, хлопочущую на собственной кухне и очень довольную тем, что может оказать услугу своим мужчинам. Куинн даже не пытался гадать, какая цепь обстоятельств привела ее в такое место, как Тауэр.