Совсем как ангел - [2]

— Подожди, — настойчиво сказал Куинн. — Я же тебе говорил: мне надо попасть в Сан-Феличе, чтобы получить должок с одного приятеля. Три сотни баксов. Если подвезешь меня — пятьдесят твои.

— Я не могу.

— Это же больше чем по доллару за милю!

— Извини.

…Куинн стоял на обочине и задумчиво наблюдал, как машина Ньюхаузера исчезает за поворотом. Когда звук ее мотора затих, наступила абсолютная тишина. Ни щебета птицы в лесу, ни треска обломившейся ветки… Никогда прежде с Куинном не случалось ничего подобного, и он целую минуту удивленно размышлял, с чего это вдруг его перестали волновать и голод, и недосып, и палящее солнце…

Он никогда не был в восторге от собственного голоса, но тут вдруг оказалось, что тот звучит совсем неплохо — достаточно, чтобы возникло желание слушать его еще и еще, направлять его звук все дальше и дальше, заполняя им звенящую тишину.

«Меня зовут Джо Куинн. Джозеф Рэдьярд Куинн, но я никому не говорю о Рэдьярде. Вчера я был в Рино. У меня были работа, машина, одежда и подружка. Сегодня я никто, ничто и звать никак, и торчу тут, посередке между «нигде» и «ничем».

Ему и раньше доводилось влипать в самые разные истории, но в них всегда принимал участие кто-то еще. Друзья, на которых можно положиться; незнакомцы, которых можно убедить, — он всегда гордился этой своей способностью. Однако в настоящий момент ни малейшей пользы от нее не предвиделось: вокруг не было ни единой души, способной его выслушать. В этой пустыне он мог заговорить себя до смерти, но все его красноречие не вызвало бы даже шевеления листа на дереве или насекомого под этим листом.

Куинн вынул носовой платок и промокнул пот, двумя тоненькими струйками стекавший за уши. Хотя ему частенько доводилось бывать в Сан-Феличе, он ничего не знал об этой унылой гористой местности, выжженной летним солнцем и размытой зимними дождями. Теперь было лето, и в высохших руслах рек скапливалась пыль, прикрывая кости мелких животных, приходивших сюда в поисках воды.

Куда больше, чем жара и одиночество, Куинна заставляла нервничать тишина. Не было слышно даже щебета птиц — то ли они перемерли от жажды, то ли перебрались поближе к воде: к ранчо Ньюхаузера или к этому непонятному Тауэру. Он бросил взгляд на узкую тропинку, бегущую к эвкалиптовой роще.

— В конце концов немного религии мне не повредит, — сказал он сам себе и двинулся в путь.

За рощицей начали появляться первые признаки человеческого обитания. Куинн прошел мимо небольшого стада мирно пасущихся коров, потом миновал бревенчатый загон, в котором щипали травку несколько овец, пару коз, привязанных в тени дикого остролиста, оросительный канал, по самому дну которого медлительно тек чахлый ручеек. Все животные выглядели упитанными и ухоженными.

Постепенно подъем становился все круче, а деревья — гуще и выше; к дубам и соснам добавились грабы и каштаны. Куинн уже почти достиг вершины холма, когда заметил первое строение. Длинное и низкое, сделанное из бревен и природного камня, оно было так искусно размещено, что, лишь подойдя на расстояние двадцати ярдов, он понял, что это такое.

Меньше всего оно было похоже на башню, и Куинн решил, что Ньюхаузер попросту ошибся, приняв на веру местные слухи.

Вокруг по-прежнему не было ни души. Ни единой струйки дыма не поднималось из широкой трубы. Грубые ставни из кое-как сколоченных нетесаных досок закрывали окна. Воздух под сенью огромных калифорнийских сосен, сменивших чахлую растительность низин, показался Куинну прохладным и влажным. Сосновые иглы, толстым слоем устилавшие тропинку, скрадывали звук его шагов…

* * *

Сквозь щель в ставне брат Язык Пророков увидел приближающегося незнакомца и что-то недовольно промычал.

— Что это тебя так взволновало? — оживленно поинтересовалась сестра Благодеяние. — Ну-ка, дай взглянуть! — Она заняла его место у щели. — А-а, это всего лишь человек. Не расстраивайся. Скорее всего у него просто сломалась машина. Там, на дороге. Брат Терновый Венец поможет ему починить ее, и он уедет. Если только…

Особенностью сестры Благодеяние было редкостное умение добраться до самой сути любой проблемы, найти ее, указать другим, а потом разрушить весь эффект, добавив: «если только…»

— …если он только не из школьного совета и не репортер. Ну, в этом случае я буду тверда и отошлю его восвояси вместе с его невежеством. Хотя, мне кажется, школьному совету дергать нас еще рано…

Брат Язык кивнул в знак согласия и нервно погладил шею длиннохвостого попугая, сидящего на его указательном пальце.

— Значит, вполне возможно, что он из газеты, — продолжала сестра. — Если только не самый обыкновенный бродяга. Ну, в любом случае надо встретить его любезно, но холодно. Ничего страшного, бывали у нас бродяги и раньше, ты прекрасно это знаешь. И прекрати мычать. Ты отлично умеешь говорить, когда тебе это надо. Если вдруг начнется пожар, ты во всю глотку заорешь «огонь», верно ведь?

Брат Язык затряс головой.

— Чепуха, мне-то лучше знать. Ну-ка, скажи: огонь. Ну, говори. Огонь!

Брат Язык безмолвно уставился в пол. Даже если бы дом был охвачен пламенем, он не смог бы сказать ни слова. Просто стоял бы и любовался пожаром — конечно, предварительно убедившись, что его попугаю ничего не угрожает.