Совсем чужие - [21]
— Вот-вот, — оживилась Анастасия Семеновна. — И она так же мне написала. Меня-то, старуху никчемную, пускай не берут, тут помру, а вот Игорька поскорее бы забирали. Обещается деньги мне прислать на топку и еду. Говорит, попроси кого-нибудь купить. А кому я нужна?
— Анастасия Семеновна, — вдруг резко повернувшись, обратился к ней Григорий, — переезжайте ко мне жить…
— Что ты, окстись! — перебив его, замахала она руками.
— Зиму перезимуете, а там видно будет, — не обращая внимания на ее протесты, настойчиво продолжал Григорий. — А то вы одни до весны не дотянете.
— Как же это можно? — уже тише возражала Анастасия Семеновна. — Зачем мы тебе нужны? Ради чего колоду себе на шею вешать?..
— Мне станет покойнее, — откровенно признался ей Григорий. — Игорек не будет меня дергать за сердце.
Анастасия Семеновна в недоумении развела руки.
— Не знаю, не знаю, как и быть…
Пошамкав беззубым ртом, она примирительно сказала:
— Мы у тебя, Гриша, заночуем. Нынче я устала, мыкаться уже сил нет. Целый день в колготе. Да и мальчика не хочется тревожить. Пускай тут спит. А завтра поговорим об этом…
Утром она переехала. Когда на следующий день Григорий возвратился с работы домой, Игорек его поджидал, встретил у порога и восторженно закричал:
— Папа пришел! Папочка мой…
Григорий широко улыбнулся и ласково потрепал светлую головку Игорька.
— Папа мой, папа… — счастливо шептал мальчишка.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Николай, подъехав к почте, выключил моторчик. Прислонив велосипед к стене, он обогнул угол и вошел в пристроенное к почте деревянное помещение, на двери которого была прибита фанерная дощечка с надписью: «Эксплуатационно-технический участок».
В помещении находились два человека: низкорослый с длинным красным лицом техник участка Константин Павлович Фетисов и директор совхоза Макар Потапович Банников. Толстыми руками директор уперся в стол и, склонив круглую бритую голову, читал свое выступление перед микрофоном звукозаписи. Около него лежал на венском стуле светло-коричневый портфель с двумя поблескивающими металлическими замками.
Заметив инженера, Фетисов подошел к нему, поздоровался, не подавая руки (начальству неудобно совать руку, пока оно не протянуло свою, а то может и не заметить, когда бывает не в духе), с напускной уважительностью тихо произнес:
— Наконец-то, Николай Спиридонович, вы и к нам заглянули.
Николай холодно поздоровался и распорядился:
— Продолжайте записывать. Я подожду, — и сел на стул за шатающийся маленький столик, залитый фиолетовыми чернилами. «Видно, выбросили с почты, а они подобрали», — заключил Николай. На столе лежали костяшки домино.
— Мы сейчас хотим с каждого плодородного гектара чернозема получить как можно больше дешевой продукции, — сообщал слушателям свои планы директор совхоза.
Николай, подперев коленом ножку, облокотился на стол, прикрыл глаза рукой. Тягостное мучительное состояние не покидало его ни днем, ни ночью. Он будто выпил яд, но не смертельную дозу, а чуть меньше. И хотя он не умер, в нем парализовано все: мозг, сердце и все члены. Страшная нелепость вырвала его из жизни, как буря выворачивает из земли дерево с корнями. Николай чувствовал, что за последние две недели он сильно сдал. Тенниска на нем болталась, как мешок на палке.
— Нынче год урожайный, — будто из мрачного подземелья слышался ему голос Макара Потаповича. — Хлеба уродились могучие…
И ничего нельзя сделать. Беда захватила врасплох. Она — не чернильное пятно, ее не смоешь. Но жить надо, хотя бы для ребенка. Совсем недавно говорил с ней, целовал ее руки, ласково успокаивал: «Миленькая, не волнуйся, все обойдется. Ты только, пожалуйста, не нервничай, не думай о плохом». А теперь ее нет. На фотокарточке она живая, смеющаяся. А в жизни ее больше никогда не увидишь.
В ушах Николая отдавался далеким эхом голос директора:
— Свеклы мы надеемся получить с гектара более двухсот центнеров. У нас густота не плохая — семьдесят тысяч растений на одном га. Рост корня в настоящее время продолжается. Необходимо районному руководству уже сейчас позаботиться о том, чтобы были заблаговременно созданы дополнительные приемные пункты. Мы хотим вывезти свеклу до наступления ненастья. У нас ни одного килограмма не должно остаться в поле под снегом…
А перед глазами Николая — искаженное болью лицо жены. Искусанные губы шепчут: «Скорее, скорее…» Глаза в слезах, полузакрыты. Он берет ее на руки, выбегает с ней на улицу, кладет в машину. Одна нога разута. По дороге где-то соскочила босоножка. Он бросился в дом. В коридоре нашел обувь и опять выскочил на улицу. Но машина уже уехала.
Николай устало поднял голову: «Вроде закругляется».
Макар Потапович словно на совхозном собрании в подтверждение сказанного взмахивал рукой и кивал головой, отчего у него на красной шее гармошкой собирались и разъезжались складки.
— У нас имеются все возможности, — отрывисто бросал он в микрофон. — Мы скоро получим свеклокомбайн СКД-2. Он лучше комбайна КС-3, более прост в эксплуатации и меньше допускает потерь…
Николай снова уткнул лицо в ладони. И опять перед глазами возникла она. Маленькое посиневшее лицо с застывшим на нем оскалом стиснутых зубов, будто и в гробу ее преследовала неугасимая жуткая боль. Отец, приехавший на похороны, жалкий и растерянный, стоит рядом, опустив по швам руки, приглушенно кашляет, ремень у него на животе подскакивает… Траурная процессия растянулась. Скорбная музыка заунывно разливается по улице. Отец поддерживает его, но сам спотыкается на ровной дороге… Маленькая могилка вырыта возле чугунной ограды. Окружив ее, стоят на желтом песке люди. Последнее прощание. Он поцеловал ее в холодные синие губы и отошел. А через полчаса могильный холмик опустел. Слез не было. Только какая-то жуть ядовитой змеей опутала сердце. А в голове — бездумная легкость I и звенящая пустота. И он понял тогда, что теперь не тот, а другой человек идет с кладбища, а прежний Николай остался там, под опустевшим небольшим холмиком.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.