Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения - [82]

Часть 2 Картина мира в период позднего модерна

5. Что такое современность (модерн)?

Модерн в историософской перспективе

История и историческое время. Разговор о модернизации целесообразно начать с проблемы «исторического времени» — категории, которая любое событие измеряет временными и пространственными характеристиками, взаимосвязанными друг с другом. Время неотделимо от человека как его единственного свидетеля. Отсюда неизбежный соблазн его контролировать, либо замыкая его в цикл, либо разворачивая в прошлое, настоящее, будущее. Но здесь мы сталкиваемся с труднейшей философской проблемой. Время для кого-то может остановиться, для другого «пролетает»; временное восприятие младенца, зрелого человека или старика совершенно различно. Но дело не только в этом. При рассмотрении исторического процесса мы сталкиваемся с тем, что восприятие исторического времени может существенно различаться с реальным, физическим временем.

Вот как поясняет разницу между естественным и историческим временем известный немецкий теоретик истории Рейнхарт Козеллек: «Прежде всего для нас важно артикулировать различие между естественными и историческими временными категориями. Существуют временные промежутки, продолжающиеся до тех пор, пока не завершится некоторое событие, например пока не будет решен исход сражения (на протяжении которого “солнце останавливает свой ход”), — т.е. временные промежутки протекания интерсубъективных действий, в ходе которых естественное время как бы остается выключенным. Само собой разумеется, что по-прежнему сохраняется возможность соотнесения событий и состояний с естественной хронологией: в этом даже состоит необходимый минимум предпосылок для возможности их истолкования. Естественное время и ход его течения — каким бы образом оно ни воспринималось в опыте — относится к числу предпосылок (конституирования) исторических времен, однако эти последние никогда не могут быть сведены к естественному времени. Исторические времена протекают не так, как время естественное, определяющееся заданным природой ритмом»[167].

Известный советский историк М. А. Барг (1915—1991) рассмотрел категорию времени как познавательный принцип исторической науки. Календарное время он назвал «внешним» временем истории, а социально-историческое время — ее «внутренним» временем. Календарное время непрерывно, абсолютно, симметрично, историческое — прерывно и относительно, в нем возможны цикличность и повторяемость, аритмии, остановки, движения вспять[168].

Из ежедневной работы миллионов и миллионов людей, из бесчисленных столкновений и переплетений поступков и стремлений отдельных индивидов «выходит одна равнодействующая — историческое событие», а из событий складывается и сама история, сплетается ткань исторического времени. Структура событий, содержание, масштабы происходящего, духовные и материальные связи и взаимодействия определяют основные параметры и характеристики исторического временного отрезка. История как процесс — это не просто множество рядом расположенных точечных событий, а движение от события к событию, фактически историческое время указывает на интенсивность социально значимых событий.

Поскольку, по Э. Кассиреру (1874—1945), историческое время как время культуры характеризуется направленностью в будущее, эта направленность не только задает телеологию (телеология ставит перед собой задачу ответить на вопрос «зачем, с какой целью?». — А. Т.) исторического процесса как движения, направляемого идеей будущего, но, помимо всего прочего, является условием свободного характера этого движения, творимого человечеством как свободным творцом. Именно поэтому время — столь важный компонент политического мышления, точнее, политико-философского мышления. Тот, кто измеряет время, извлекает из него выгоду. Эту мысль подчеркивали многие теоретики, в том числе культуролог, социальный мыслитель и лауреат Нобелевской премии по литературе 1981 г. Элиас Канетти, писавший:

«Порядок времени играет в политических структурах важнейшую роль: он является “первым атрибутом любой формы господства”»[169].

Это же отмечает отечественный исследователь А. Кириллов:

«Полный контроль над временем устанавливается через его кропотливую регламентацию, подчинение ритма и течения культурным стереотипам, социально-политическим иллюзиям и религиозным эсхатологиям. Все это можно объединить в понятии манипулятивной практики присвоения, обновления и осовременивания времени, которое есть продукт социокультурного конструирования, подобно пространству. Присвоение времени превращает его в символический капитал персоны власти или институции; политический агент получает возможность отмерять время по своему усмотрению, извлекая из этой процедуры максимальную выгоду»[170].

Поколенческая методология: Ортега-и-Гасет. Обратим внимание еще на одну историософскую и политико-философскую проблему, имеющую значение для понимания эволюции интеллектуально-политической мысли. Речь идет о месте человека в историческом процессе.

Сложились две основные точки зрения на концептуальное и методологическое представление об этом. В соответствии с первой точкой зрения, которую нередко называют антропологическим подходом, в центре исторического процесса находится человек, и именно он своими действиями, взглядами, устремлениями оказывает решающее воздействие на общественное развитие. Этот подход связан в первую очередь с рассмотрением прошлого через феномены культуры и духа, герменевтикой личности, в какой-то степени сегодня он утвердился в виде постмодернизма. Примером его была так называемая школа «Анналов» (М. Блок, Л. Февр и др.). Для мыслителей этой «школы» характерен гуманитарный взгляд на историю — «предметом истории является человек», «скажем точнее — люди»