Современная история, рассказанная Женей Камчадаловой - [19]

— А у тебя-то самой что-нибудь интересное было?

— Представь — ничего.

Не стану же я ей рассказывать, что решила задачу по стереометрии, которую никто решить не мог, в том числе Денисенко Александра. Да и не было это интересно.

Но зато очень интересно было узнать, по какому поводу делала вокруг меня круги моя мама. Несколько раз она подходила со спины, клала руки мне на плечи и отходила снова. Я, конечно, вообразила, что ей надо узнать что-нибудь о Вике. Моя собственная персона в том плане, который всегда волнует взрослых, к сожалению, ничего из себя не представляла…

Я думала так и не хотела облегчить ей первого шага. Больше того, я схватила учебник и хмурила брови, стараясь поймать ускользавшие строки.

И вдруг мама спросила глухим, усталым голосом:

— Женя, ты знаешь, что у твоего отца большие неприятности?

— Лагерь запретили? — вскочила я так быстро, что раскрытый учебник полетел на пол.

— Какой лагерь? — Мама даже головой мотнула, чтоб отогнать мой детский вопрос.

— А другие неприятности у отца каждый день, с тех пор как вы начали ссориться.

— Ну, ну!.. — Мама смотрела на меня спокойными, даже прозрачными глазами. — В чем ты меня еще обвинишь, Женечка?

— А в чем его обвиняют?

— Все в том же, все в том же. — Теперь мама стояла против меня, опираясь на стол, и во взгляде у нее появилось какое-то сожаление. Как если бы я была маленькая, глупая, незащищенная. — Пойми, Женечка, в жизни нельзя быть таким доверчивым мечтателем, таким… ротозеем…

— Как мой отец?

— Как твой отец, — грустно и согласно кивнула мама.

— А что он собственно прозевал? — спросила я, воинственно выставляя подбородок. — Что?

— Золото, — ответила мама тихо. И от этой тишины почему-то мурашки побежали у меня по спине. — Золото он прозевал в данном случае, Женечка.

— Как?

— А так, что другие нашли. И оно теперь «ходит» по городу. Я надеюсь, ты понимаешь, что это значит?

— На наших раскопках нашли?

— А этим занимается следователь. Отца он уже вызывал, представь себе, — мама опустилась на стул возле меня. — Не найдя, умудриться потерять, как это на него похоже…

Мама вдруг сморщилась и поднесла руки к вискам, но растерянность ее продолжалась недолго.

— Видишь ли… — через минуту говорила мама, посмотрев на меня быстро и стряхивая со лба летящую челочку «сессон». — Видишь ли, кто бы ни нашел, ответственность все равно на отце… До сих пор его репутация в этом городе была безупречна. Более того, репутация его матери и отца…

Тут она замолчала, а я успела подумать: «О погибшем во время десанта разве можно сказать так просто: «Репутация».

— Репутация его родителей в этом городке даже как бы обеспечивала его рост по служебной линии… Он не воспользовался. Хорошо. Он не воспользовался также возможностями моего отца. Гордость? А может быть, боязнь ответственности? К тому же он не честолюбив — наш папочка… Но у меня есть ты, и я хочу, чтобы ты училась в лучшем вузе страны…

— Предлагаешь сматывать удочки?

— Прежде всего ему предлагаю уехать из города, где сочли возможным вызвать кандидата наук, ведущего археолога Камчадалова к следователю, в прокуратуру или куда там еще. А ты — дура.

Логика у моей умной-благоразумной матери на этот раз явно хромала, но, обозвав меня дурой, она в чем-то была права. Все бы я ей простила в этот момент, не только «дуру», лишь бы она не добавила: «Делали бы, как я сказала, не пришлось бы слезы размазывать». Действительно, не послушавшись и поступив по-своему, мы с отцом часто попадали в глупые или смешные положения. А для мамы какая-то особая сладость заключалась в том, что, нахватав шишек, мы кидались к ней под крыло. Но ведь кидались все реже и реже? И например, услышав тот дурацкий разговор в учительской, я и вовсе обошлась без крыла.

И отец на этот раз обошелся. Похоже, что о прокуратуре мама узнала не от него.

— Кстати, как у вас там со Шполянской-младшей? — перебила мои размышления мама.

— Нормально, — буркнула я не очень охотно.

Мама посмотрела на меня внимательно.

— Ты что-то хуже стала относиться к Вике, — отметила она задумчиво, как будто это имело для нее большое значение. Или как будто наши отношения с Викой были так же важны, как ее отношения с отцом.

Я молчала.

— Не знаю, уж что вы там не поделили…

Я опять пропустила колкие мамины слова мимо ушей. Стоило ли нам ссориться, как двум девчонкам? Особенно теперь, когда мы остались вдвоем и нам обеим было плохо. Я смотрела на маму с полной готовностью помириться и старалась, чтоб эта готовность была написана у меня на лице крупными буквами. Но тут мама спросила неожиданное:

— А как у Шполянской с этим тенором в светлых брюках?

У мамы, неизвестно почему, была просто идиосинкразия к светлым брюкам.

— Нормально. Но почему тенор?

— Я же не знаю ни имени, ни фамилии. И знать не хочу. Заметь.

— Интересно. А что у него тенор — знаешь?

— Не хотела бы я, — сказала еще мама, — увидеть тебя в подружках этакой фигуры.

А после этого мы разошлись по своим комнатам, но заснуть я все равно еще долго не могла.

Глава VIII

Весна действительно шла к концу, а школьная жизнь между тем все еще не выпускала нас из своих объятий. Только я подходила к школе, как Денисенко Александра, чуть не до половины высовываясь из окна, кричала на весь двор: