Современная австралийская новелла - [15]

В обращенной ко мне прощальной улыбке и судорожном пожатии сухонькой старческой руки была безмолвная мольба о сочувствии.

— Приятно, когда в доме гость. К нам ведь редко кто-нибудь заглядывает.

— Вы были очень добры ко мне, миссис Дэвисон.

— Надеюсь, утром вам удастся благополучно вытащить машину. Если когда-нибудь еще случится быть в наших краях…

Я, разумеется, обещал. Я уже дал себе слово послать ей какой-нибудь маленький подарок, безделушку, которая бы украсила ее бедный туалетный столик. Но обещание заехать относилось к числу тех, какие даешь, заранее зная, что они не будут выполнены. Я, конечно, не предполагал когда-либо встретиться с ней снова. Ада вышла; слышно было, как она чиркнула спичкой, зажигая лампу. Потом за перегородкой все стихло.

Ничто не могло показаться более неожиданным, чем первые слова, которые произнес Рой, когда мы остались одни.

— Что-то она сегодня плоха, Боб. Боюсь, как бы не занедужила.

Я удивился, потому что в голосе его как будто звучала неподдельная тревога.

— Наверное, просто засиделась слишком поздно, — ответил я. — У нее действительно был усталый вид.

Он покачал головой.

— Нет, с этого ей ничего не станется. — И добавил, уже с обычным пренебрежением: — Она бы и сейчас не ушла, не помяни я про то сено. Ей это — нож острый.

Он погрузился в раздумье, давая мне время поразмыслить над ответом. Взвесив все еще раз, я решил, что это проявление заботы о жене больше похоже на уловку, с помощью которой он рассчитывал вернуть разговор к сгоревшей скирде. Впрочем, кто знает. Когда люди так долго живут вместе, между ними порой складываются весьма странные отношения. Вполне допустимо, что Ада и Рой стали столь же необходимы друг другу, как Дарби и Джоан,[6] — но только на свой лад.

— Так, может быть, не стоило ворошить прошлое?

— Прошлое? — Он зло вскинулся. — Для меня это все живое, как вчера было. Полторы сотни тонн сена, да еще в самую сушь, когда на выгонах живой былинки не сыщешь. А у меня семь лошадей и в кармане хоть шаром покати. Черт побери, я такого натерпелся — врагу не пожелаю! И знаешь, кто это сделал?

— Хозяин больного жеребчика?

— Он самый! А почему — знаешь?

Я покачал головой.

— Я, вишь ли, шуганул его из дома да ружьем маленько пугнул, и имел на то полное право, заметь. Это уж много позже получилось после того, как я жеребчика отходил. Конь-то, правду говоря, не его был, отцов. Но ездил на нем он, и за помощью ко мне он прибегал. Высокий такой был парень, а по годам еще сосунок, семнадцати лет, вот я его и пожалел. Бросил все дела — уж больно переживал парень за коня. Спас, значит, я его любимца, и к концу недели он на этом жеребчике приехал благодарить меня. Ясное дело, пригласили его пообедать. С того и пошло. Завел шашни с Роз, моей меньшой.

Вдруг он остановился и повернул голову к двери, через которую вышла Ада. Мне тоже вроде послышался там шорох. Рой не старался понизить голос и, конечно, не хуже меня знал, что Ада нас слушает. Нисколько не смущаясь этим, он заговорщицки подмигнул и кивнул мне — не обращай, мол, на нее внимания — и продолжал:

— Боб, ей тогда всего семнадцать сровнялось. И история с Агнес меня подкосила — года не прошло, как та сбежала. Какой родитель стерпит такое?

— А парень что из себя представлял?

— Пустой малый. Ветер в голове. Отца родного и того в грош не ставил. С гнильцой был парень, я это доподлинно вызнал. Уезжал из дому, потолкался среди стригалей на овечьих фермах и поднабрался там чего не след, короче — из молодых, да ранний. Чего он раз выкинул — ладно, сперва доскажу, что у нас тут получилось. Сам поймешь, каков был фрукт. Я ему с самого начала велел держаться подальше от дочки, и Роз предостерег тоже. Она, правда, уперлась — и ни в какую, но должен же отец по силе возможности дочерей от греха беречь, раз наплодил себе на шею. Беда в том, что мне здесь вечно палки в колеса вставляли. — Он снова подмигнул и многозначительно кивнул на дверь спальни. — Все стакнулись, чтоб мне голову задурить. Долго они меня за нос водили, хоть я глаз с них не спускал. В общем, не стану входить в подробности, наверняка сам в этих делах разбираешься, не маленький. Как-то вечером я его наконец застукал. Не скажу, чтоб у них там дошло до чего серьезного, но дочке уж давным-давно полагалось спать. Парня я, конечно, выгнал, и с треском. При мне было ружье, и я для острастки пустил в землю заряд дроби, когда он дунул со двора. А следующей ночью моя скирда полыхнула.

— И вы уверены, что это он?

— Уверен? Еще бы — да он сразу после того застрелился!

— Как — застрелился?

— Насмерть. Пустил себе пулю в лоб. Я так понимаю, он не в себе был, когда сено поджигал. Спохватился — да поздно. И струсил. Знал, что я его из-под земли достану. Вот и решил опередить меня, чуть не полголовы себе снес. Мы нашли тело на дальнем участке, когда уж прошло порядочно времени. Даже видать было, как он это сделал. Так и лежал у бревна, с которого свалился, а в спусковом крючке кусок палки торчит. Мы б его нипочем не нашли, если б не запах.

— А Роз?

— Ушла Роз. Уехала в город. Агнес нам про это телеграмму отбила. Так и жила у Агнес. На работу устроилась, а после вышла замуж за какого-то парня из Управления общественных работ. Кажется, они теперь в Гилонг переехали.