Современная австралийская новелла - [17]

В мягких башмаках на резиновой подошве Тэрри шел по дороге легким, пружинистым шагом. Пройдя ярдов сто, он оглянулся. Грузовик казался маленьким, чужим. И внезапно беспредельность простиравшейся вокруг равнины оглушила Тэрри, ему стало тоскливо и одиноко, он почувствовал себя пленником огромного, пустого слепящего мира, выстланного жесткой серо-зеленой неприглядной травой и накрытого голубым колпаком безоблачного неба, незрячего и равнодушного. Тэрри переложил бурдюк в левую руку, галеты в правую и снова зашагал по дороге… и увидел быка. Рыжий с белым бык стоял посреди дороги футах в шестидесяти от него. Тэрри остановился в недоумении, потом покорно кивнул.

— Ну да, как же иначе. Скотоводческая страна. Значит, должен быть скот.

Тэрри засмеялся… бык взревел, забил копытом, и Тэрри вспомнил, что рассказывали про здешних быков. Он повернулся и бросился бежать, галеты полетели в одну сторону, бурдюк в другую. Тэрри бежал со всех ног, ему не хватало сил даже выругаться, не то что о чем-нибудь подумать, он был целиком во власти страха перед бело-рыжим чудовищем, а чудовище гналось за ним, с грохотом ударяя копытами по дороге. Наконец Тэрри добежал до грузовика, горло полыхало огнем, легкие, казалось, вот-вот разорвутся; не помня себя от страха, он вскарабкался в кабину и рухнул на сиденье. Когда дыхание вернулось, Тэрри поднял глаза и увидел быка: тяжело переваливаясь, он шел к грузовику. Через каждые несколько шагов бык останавливался, наклонял тяжелую голову и мычал, отчего у Тэрри перехватывало дыхание, а при взгляде на огромные расплющенные копыта, попиравшие землю, мороз бежал по коже. Бык медленно подходил все ближе, Тэрри уже отчетливо видел тяжелую белолобую голову, загнутые назад рога-кинжалы и налитые кровью глаза, едва на выпадавшие из глазниц. Бык подошел совсем близко и стал недоверчиво обнюхивать грузовик, а Тэрри как завороженный не спускал глаз с тонких прядей слюны, свисавших будто серебряные нити с влажной лоснившейся морды.

— Скотоводческая страна, — прошептал он, — хорошо я придумал: прошагать тридцать миль до Варравагине! Один удар таких рожек, и поминай как звали.

Бык зашел за правый борт грузовика, Тэрри высунулся из кабины и смотрел, как тяжело колыхался зад удалявшегося великана… зловещие заостренные рога еще долго маячили на дороге.

— Он-то скоро уйдет, а я что буду делать? — Тэрри беспокойно заерзал на сиденье. — До Варравагине тридцать миль, кто знает, сколько быков встретится по дороге? Раз у меня две ноги, а не четыре, лучше, наверное, дождаться какой-нибудь машины.

В полдень бык еще пасся в четверти мили от грузовика, и Тэрри не знал, куда себя деть от беспокойства. В кузове был бачок с водой, достаточно консервов, галет, сыра и табака, но что толку сидеть, как курица на насесте, в сломанном грузовике за тридцать миль от человеческого жилья?

К вечеру он отважился отойти от грузовика ярдов на пятьдесят и поспешно вернулся назад. С земли мир казался чересчур огромным, бездушным и угнетающе безразличным к любому двуногому существу, ко всему живому. Тэрри смотрел на быка, щипавшего траву, на заходящее солнце и курил папиросу за папиросой, пока не свело рот, потом поужинал холодным консервированным мясом с галетами, выпил воды и увидел, что солнце уже зашло, а западный край неба грозно почернел. Горизонт обложило тучами, но Тэрри знал, что о дожде нечего беспокоиться. «Дождь идет, когда никто не ждет», — говорили в этих краях; если черные тучи на западе предвещают дождь, значит, по местным приметам, дождя не будет. Тэрри кое-как улегся на сиденье, и, когда ночь внезапно сменила день, до него донесся хриплый грозный рев быка. Тэрри вздрогнул. На этой огромной равнине пеший человек — козявка, муравей в чащобе травы, а бык — гора, что стоит горе сокрушить муравья! Тэрри снова сел, достал табак, бумагу, закурил и приободрился. Чего мне бояться, уговаривал он сам себя. Здесь никто не ходит пешком, здесь ездят на машинах, на грузовиках, на лошадях, летают на самолетах… так что надо сидеть спокойно и никуда не ходить! Сидеть спокойно и ждать, пока по дороге проедет грузовик, вот и все. За ближайшие сутки-другие два-три грузовика наверняка проедут.

Еще час Тэрри любовался звездами и слушал, как постанывает грузовик в холодных руках ночи, и вдруг вскочил: во рту горело от омерзительного привкуса говядины с водой. Тело покрылось холодной испариной, и, хотя Тэрри рассмеялся, когда страх отпустил его так же быстро, как нагрянул, он не сразу пришел в себя.

— Так дело не пойдет, — громко сказал Тэрри, и в темноте кабины его голос дребезжал, как сорванная струна, — подумаешь, лопнул один цилиндр, нечего раскисать из-за такой ерунды. Конечно, хорошо бы прямо сейчас, в эту минуту, увидеть фары какого-нибудь грузовика.

Тэрри ненадолго засыпал, потом ни с того ни с сего просыпался и, чертыхнувшись, снова засыпал, а среди ночи совсем проснулся… шел дождь, потоки воды яростно хлестали землю, с устрашающим грохотом барабанили по крыше кабины. Тэрри включил фары: по дороге медленно катился поток жидкой грязи, на обочинах, рядом с травой, пузырилась желтая пена, свет фар упирался в сплошную полосатую стену дождя. Тэрри не сводил глаз с дороги, он видел, что вода медленно прибывала, и знал, что твердая корка на равнине уже набухла. Он понимал, что к утру земля совсем раскиснет, и, когда додумал эту мысль до конца, застонал. Под тяжестью двадцати восьми тонн руды грузовик начнет оседать, он увязнет в красной жиже по самые дифферы, по самые оси, и над месивом, жидкой грязи будет торчать только невысокий кузов. В полном безветрии дождь лил не переставая, и где-то глубоко в мозгу у Тэрри зашевелилась дурацкая мысль: а как бык, как скот? Он засмеялся и подумал, что животные прозорливее людей, у них, наверное, хватило ума подняться на холмы, не дожидаясь, пока начнется этот идиотский дождь. Тэрри выключил фары, он сидел, вслушивался в грохот ливня и не мог унять дрожь; наконец откуда-то издалека донеслось ленивое ворчание грома, неярко вспыхнула молния. Значит, непогоде скоро конец, подумал он с облегчением. Стихнет гром, перестанут сверкать молнии, тогда и дождь остановится. Тэрри сидел, ждал.