Она ждет моего ребенка.
…Я въезжаю в Гардабай. Кажется, черная «Ауди» сама находит дорогу. Через какое-то время я останавливаюсь перед домом моих исландских родственников.
Мой простреленный мочевой пузырь раздулся и стал с яйцо настоящего орла пустыни. У меня уходит минуты четыре на то, чтобы выбраться из машины. За каким чертом я сюда приперся? Надо было ехать прямиком в морг. Сэкономил бы людям время и деньги. Захотелось сообщить Гуннхильдур телефон Сенки, чтобы они познакомили моих будущих детей.
Боль в паху усиливается с каждым шагом, пока я иду к крыльцу, оставляя за собой кровавый след. Я открываю входную дверь под звон церковных колокольчиков и переступаю золотой порог. Меня встречают флейтами и другими инструментами. Я иду в гостиную на звуки музыки (не снимая обуви) и застаю всю компанию перед громогласным телевизором: Гудмундур и Сикридер, Торчер и Ханна, Ари и Гуннхильдур, Оли и Гарпа.
Они вытаращились на меня. Округлившиеся глаза, маленькие носики, открытые рты. Таких восемь больших снежков, а перед ними человек на костре.
— Я… — Мне надо выдавить из себя эти слова, прежде чем я рухну на пол. — Я их не убил.
Они бросаются ко мне. Золотая сережка Оли болтается в вышине, как крошечный нимб. Торчер сделался весь красный, очки превратились в два полумесяца. Светлый лик Гуннхильдур завис надо мной, точно большое солнце над проклятой землей. Она что-то говорит, но слов не разобрать. А вот и новые лица… Ханна, Гарпа, Сикридер… Все говорят наперебой, но из-за громкой музыки ничего не слышно. Песню я не знаю, зато могу уловить отдельные слова. «Al Bogu ne mogu…»[70]
— Что это за песня? — бормочу одними губами.
— Сербская. Песня-победительница. Сербия выиграла конкурс, — объясняет мне Гуннхильдур.
— Да? Они победили? Молодцы, — бормочу в ответ.
Что происходит дальше, мне неведомо.