Советский Азербайджан: От оттепели к заморозкам - [243]

. В подтверждение своих слов Шароева указывала на то, что подполковник Гусейнов, бывший тогда военным комендантом г. Баку, якобы отдавал приказ о его аресте. При проверке Ниязи подтвердил, что во время войны носил форму майора, поскольку руководил военным ансамблем песни и пляски. Со своей стороны, подполковник Гусейнов сообщил комиссии, что никогда не давал указания арестовать Ниязи [1522].

Еще одно обвинение, выдвинутое Шароевой против Ниязи, гласило, что его исключили из военного училища в Баку по моральнобытовым причинам, а в бытность курсантом он выбежал из строя во время смотра в Москве, чтобы поцеловать Троцкого. Шароева не постеснялась даже объявить Ниязи, обучавшегося в военном училище в подростковом возрасте, «троцкистом». По этому поводу она, в частности, писала: «По слухам, ходящим среди работников искусства, Ниязи является авантюристом и легкомысленным человеком. О нем рассказывают, что, когда он был подростком и курсантом Бакинского военного училища, то был послан в Москву для участия в военном смотре, устроенном приснопамятным Троцким. По свидетельству Заки Сафарова, Ниязи вышел из строя, ринулся к Троцкому и, говорят, его поцеловал (поэтому его и называют “троцкистом”). Но это не помогло ему остаться в военном училище. Вскоре он был изгнан из этого училища, как и из многих других, за неподобающий морально-нравственный облик»[1523].

Проверявшая «сигнал Шароевой» комиссия встретилась с Заки Сафаровым, котрый заявил, что все эти утверждения – ложь и клевета[1524]. Для иллюстрации «подлинного морального облика» Ниязи Шароева приложила к своему заявлению его личное письмо к Мстиславу Ростроповичу, написанное в 1951 г. Маэстро Ниязи был хорошо знаком с семьей Ростроповичей, приглашенной на работу в Баку Узеиром Гаджибековым из Оренбурга. В 1951 г. Ниязи и Ростропович одновременно получили Сталинскую премию за успехи в музыкальной сфере. Учитывая связь Ростроповича с Баку, Ниязи, называвший его в письме «Ростик», приглашал этого талантливого и перспективного музыканта на работу в Азербайджан, обещая создать ему все необходимые условия. В конце письма в присущем ему шутливом тоне он обещал приехать в Москву и обсудить с Ростроповичем оставшиеся вопросы во время застолья в «Арагви» или «Метрополе»[1525]. Шароева пыталась использовать именно слово «застолье» из письма, написанного Ниязи 11 лет назад, как доказательство его «морального падения». Дабы вызвать больше доверия к своим наветам, Шароева отметила в заключение письма, что является членом компартии с 1942 г., привела номер своего партбилета, а также указала московский адрес [1526].

В своем письме Валентина Шароева обратилась и к периоду руководства Ниязи филармонией. Она утверждала, что в тот период в филармонии сложилась обстановка «невиданного террора», музыканты, в основном, по ее выражению, «иноверцы», то есть не-азербайджанцы, подвергались оскорблениям и даже заболевали из-за них[1527]. Однако комиссия установила, что музыкант оркестра Чукновский умер своей смертью от естественных причин; артист Лавринков был уволен, так как имел пристрастие к спиртным напиткам; музыкант Федотов – в связи с достижением пенсионного возраста; контрабасист Абрам Шукуров – в связи с тем, что страдал шизофренией. В то же время выяснилось, что Ниязи не имел никакого отношения к смерти заслуженного деятеля искусств В. Козлова, балетмейстера Геворкова, народного артиста республики режиссера Идаятзаде. Маэстро Ниязи всегда проявлял повышенную требовательность к руководимым им коллективам, в особенности в вопросах трудовой дисциплины. Его супруга Хаджар-ханум писала в своих воспоминаниях: «Было время, когда Ниязи не хотел дирижировать никакими другими произведениями, кроме произведений Кара Караева, что вызывало обиду других композиторов. Я была вынуждена обратиться к секретарю ЦК КП Азербайджана Назиму Гаджиеву, чтобы он повлиял на Ниязи. Только его вмешательство заставило Ниязи включить в свою программу произведения других авторов»[1528].

В своей жалобе Шароева утверждала, что Ниязи, его брат Чингиз Гаджибеков получили почетные звания по знакомству. Однако комиссия сочла это наветом и указала, что Ниязи и его брат удостоились почетных званий за творческие достижения. Например, в 1940 г. Ниязи было присвоено звание «Заслуженный деятель искусств Азербайджана», в 1955 г. – «Народный артист Азербайджанской ССР», а в 1959 г. – «Народный артист СССР». По словам Шароевой, Ниязи включил в состав художественного совета возглавляемого им театра таких же, как он сам, морально неустойчивых людей, питающих слабость к алкоголю. Это утверждение комиссия также опровергла. В ее заключительном отзыве говорилось, что состав художественного совета Театра оперы и балета им. М. Ф. Ахундова утвержден Министерством культуры 4 ноября

1961 г. и его членами являются известные, пользующиеся большим авторитетом мастера оперы и балета, композиторы, писатели и другие представители творческой интеллигенции[1529].

В конце концов комиссия сочла необходимым отметить, что письмо Шароевой написано в предвзятом и оскорбительном духе по отошению к первичной партийной и профсоюзной организациям оперного театра, его художественому совету, а также лично Ниязи Тагизаде