Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - [64]

Звёзд изумрудные цветы.

И пахли юностью побеги

Ветвей. Прорезав тишину,

Другой пилот в крутом разбеге

Взмыл в голубую вышину.

Мир был по-прежнему огромен,

Прекрасен, радужен, цветист;

И с человечьим сердцем вровень

На ветке бился первый лист.

И, не смущаясь пепла, тлена,

Крушенья дерзостной мечты,

Вновь ликовала кровь по венам

В упорной жажде высоты!

1938^{239}

240. На Родине

Там не ждут меня сегодня и не помнят.

Пьют чаи. Стареют. Свято чтут

Тесноту пропахших пылью комнат,

Где мои ровесники растут,

Где, почти дверей плечом касаясь,

Рослые заходят мужики

И на стол клеенчатый бросают

Красные, в прожилках, кулаки.

В дымных, словно баня, плошках

Мать им щи с наваром подает.

Мухи бьют с налета об окошко.

Кочет песни ранние поет.

Только в полдень отлетевшим залпом,

Клочьями оборванного сна,

Будто снег на голову, внезапно

Падает на окна тишина.

Пахнут руки легкою ромашкой.

Спишь в траве и слышишь: от руки

Выползают стайкой на рубашку

С крохотными лапками жуки.

Мир встает такой неторопливый,

Весь в цветах, глубокий, как вода.

Даже слышно вечером, как в нивы

Первая срывается звезда.

Людям не приснится душный город,

Крик базара, ржанье лошадей,

Ровное теченье разговора…

Люда спят. Распахнут резко ворот.

Мерное дыхание грудей.

Спят они, раскинув руки-плети,

Как колосья без зерна, легки.

Густо лиловеют на рассвете

Вскинутые кверху кадыки.

Видят сны до самого рассвета

И по снам гадают — так верней —

Много ль предстоящим летом

Благодатных выпадет дождей?

Я запомнил желтый подоконник,

Рад тому, что видеть привелось,

Как старик, изверившись в иконе,

Полщепотки соли на ладони

Медленно и бережно пронес.

Будет дождь: роняют птицы перья

Из пустой, далекой синевы.

Он войдет в косые ваши двери

Запахом немолкнущей травы,

Полноводьем, отдыхом в работе,

С каждым часом громче и свежей.

Вы его узнаете в полете

Небо отвергающих стрижей,

В бликах молний и в гуденье стекол,

В цвете неба, в сухости ракит,

Даже в том, как торопливо сокол

Мимо ваших окон пролетит.

1938^{240}

241. «Заснуть. Застыть. И в этой стыни…»

Заснуть. Застыть. И в этой стыни

Смотреть сквозь сонные скачки

В твои холодные, пустые,

Кошачьи серые зрачки.

В бреду, в наплыве идиотства,

Глядя в привычный профиль твой,

Искать желаемого сходства

С той. Позабытой. Озорной.

И знать, что мы с тобою врозь

Прошли полжизни тьмой и светом

Сквозь сонм ночей весны — и сквозь

Неодолимый запах лета.

И всё ж любить тебя, как любят

Глухие приступы тоски, —

Любил безумный, страшный Врубель

Свои нелепые мазки.

1938^{241}

242. «Я лирикой пропах, как табаком…»

Я лирикой пропах, как табаком,

И знаю — до последнего дыханья

Просить ее я буду под окном,

Как нищий просит подаянья.

Мне надо б только: сумрак капал,

И у рассвета на краю

Ночь, словно зверь большой, на лапы

Бросала голову свою…

1938^{242}

243. Волк

Когда раздался выстрел, он

Еще глядел в навес сарая,

В тот гиблый миг не понимая,

Что смерть идет со всех сторон.

Стоял на рыхлом талом насте,

По ветру ставил чуткий нос,

Когда двухствольным резким «Здрасьте!»

В ушах и в теле отдалось.

Он падал медленно под креном

Косого резкого угла.

Еще медлительней по венам

Кровь отворенная текла.

Сбежались люди, тишь нарушив

Плевком холодного ствола.

А под его тяжелой тушей

Уже проталина цвела.

И рядом пыж валялся ватный

У чьих-то мех обутых ног,

И потеплел — в багровых пятнах —

Под теплой лапою ледок.

Там, где нарост остистой шерсти

Свалялся в ледяной комок,

Шесть кровоточащих отверстий

Струили приторный дымок.

Он издыхал с косым оскалом,

В паху еще теплился зуд,

Но смерть всё близилась и крала

Теченье считанных минут.

Уже светало. Пахло хлебом,

Овчиной, близким очагом.

А рядом волк лежал и в небо

Смотрел тоскующим зрачком.

Он видел всё: рассвет и звезды,

Людей, бегущих не спеша,

И даже этот близкий воздух,

Которым больше не дышать.

Голодной крови теплый запах

Тревожил утреннюю рань,

И нервно сокращалась в лапах

Рывками мускульная ткань.

Бежали судороги в теле,

В снег ртутью падала слеза,

А в небо синее смотрели

Большие серые глаза…

Нет, в них не виделось испуга,

Они грустили лишь о том,

Что сероглазая подруга

Его не встретит за бугром.

Они, как склизлый студень, стыли,

Так он лежал в чужих ногах,

Смертельно раненный навылет

Под теплый и бесшерстный пах.

1938^{243}

244. Отелло

Пусть люди думают, что я трамвая жду,

В конце концов кому какое дело,

Что девушка сидит в шестом ряду

И равнодушно слушает «Отелло».

От желтой рампы люди сатанеют.

Кто может девушке напомнить там,

Что целый год ищу ее, за нею,

Как этот мавр, гоняясь по пятам.

Когда актеры позабыли роли

И — нет игры, осталась лишь душа,

Партер затих, закрыл глаза от боли

И оставался дальше не дыша.

Как передать то содроганье зала,

Когда не вскрикнуть было бы нельзя.

Одна она с достоинством зевала,

Глазами вверх на занавес скользя.

Ей не понять Шекспира и меня!

Вот крылья смерть над сценой распростерла.

И, Кассио с дороги устраня,

Кровавый мавр берет жену за горло.

Сейчас в железы закуют его,

Простится он со славой генерала,

А девушка глядела на него

И ничего в игре не понимала.

Когда ж конец трагедии? Я снова

К дверям театра ждать ее иду.

И там стою до полчаса второго.

А люди думают, что я трамвая жду.

1939^{244}

245. Август

Я полюбил весомые слова,

Просторный август, бабочку на раме