Советская поэзия. Том второй - [8]

Судьба небес теперь у нас в руках.

Пусть остается

— На голове твоей седая прядь,

Давай я уберу ее иль скрою!

— Пусть остается, чтоб напоминать

О том, что был в разлуке я с тобою.

Весна настала

Весна настала, завладела садом,

Но как ценить мне мир, коль ты не рядом!

Любой цветок мне кажется шипом,

Когда не озарен твоим он взглядом!

Цветок

Вон тот цветок, что стебель наклонил,

Мне больше всех цветов на свете мил

Не потому, что он краснее прочих,

А потому, что сам его я посадил.

Наш с тобой мир

Наш с тобой мир лучше всех миров.

Наш с тобой кров — самый прочный кров.

То, что для страны или для народа, —

Это хорошо! И не надо слов…

1967

ИГОРЬ МУРАТОВ (1912–1973) Переводы В. Шацкова

С украинского

^{14}

«Как сладко пахнет щедрая земля!..»

Как сладко пахнет щедрая земля!

Как властно манит влажный пряный запах!

Могучий зов душистых трав и злаков

Моей душе понятней вещих знаков —

Его я слышу, где бы ни был я…

Как пряно пахнет щедрая земля!

Ни храмам, ни дворцам не поклоняюсь,

А ей — поклон, а ей — поклон земной.

Молитвенно в печалях припадаю

Горячим лбом к груди ее святой

И, вечным поклонением возвышен,

Сквозь шум ветров земли признанье слышу,

Что я от плоти сын ее родной,

Что я с ней связан общею судьбой,

И доли этой нет на свете выше!

1971

«В арку радуги влетела птица серая…»

В арку радуги влетела птица серая —

На мгновенье стали радужными перья;

Молния по небу пробежала —

Синей птица серенькая стала;

Полыхнула пламенем зарница —

Алой стала серенькая птица;

Утомилась и в тени присела —

И увидели все люди: птица серая.

1972

«И сжалилось, и разразилось…»

И сжалилось, и разразилось,

Дождем упало на сады,

И ожило, и увлажнилось

Все, что страдало без воды.

А в небе, тая дымкой серой,

Светло и радостно плыла

Та, что без счета и без меры

Себя до капли отдала.

1972

ЛЕВ ОШАНИН (Род. в 1912 г.)

^{15}

«Кем я был на войне?..»

Кем я был на войне?

Полузрячим посланцем из тыла,

Забракованный напрочно всеми врачами земли.

Только песня моя с батальоном в атаку ходила, —

Ясноглазые люди ее сквозь огонь пронесли.

Я подслушал в народной душе эту песню когда-то

И, ничем не прикрасив, тихонько сказал ей: — Лети! —

И за песню солдаты

встречали меня, как солдата,

А враги нас обоих старались убить на пути.

Что я делал в тылу?

Резал сталь огневыми резцами.

Взявшись за руки,

в тундре шагали мы в белую мглу.

Город строили мы, воевали с водой и снегами.

С комсомольских времен

никогда не бывал я в тылу.

Дай же силу мне, время,

сверкающим словом и чистым

Так пропеть, чтоб цвели

небывалым цветеньем поля,

Где танкисты и конники

шляхом прошли каменистым,

Где за тем батальоном дымилась дорога-земля.

1945

Дороги

Эх, дороги…

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян.

Знать не можешь

Доли своей:

Может, крылья сложишь

Посреди степей.

Вьется пыль под сапогами

степями,

полями,

А кругом бушует пламя

Да пули свистят.

Эх, дороги…

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян.

Выстрел грянет,

Ворон кружит,

Твой дружок в бурьяне

Неживой лежит.

А дорога дальше мчится,

пылится,

клубится,

А кругом земля дымится —

Чужая земля!

Эх, дороги…

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян.

Край сосновый,

Солнце встает,

У крыльца родного

Мать сыночка ждет.

И бескрайными путями —

степями,

полями —

Всё глядят вослед за нами

Родные глаза.

Эх, дороги…

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян.

Снег ли, ветер

Вспомним, друзья.

…Нам дороги эти

Позабыть нельзя.

1945

Песня о тревожной молодости

Забота у нас простая,

Забота наша такая —

Жила бы страна родная,

И нету других забот!

И снег, и ветер,

И звезд ночной полет…

Меня мое сердце

В тревожную даль зовет.

Пускай нам с тобой обоим

Беда грозит за бедою,

Но дружба моя с тобою

Лишь вместе со мной умрет.

Пока я ходить умею,

Пока глядеть я умею,

Пока я дышать умею,

Я буду идти вперед!

И так же, как в жизни каждый,

Любовь ты встретишь однажды, —

С тобою, как ты, отважна,

Сквозь бури она пойдет…

Не думай, что все пропели.

Что бури все отгремели.

Готовься к великой цели,

А слава тебя найдет!

И снег, и ветер,

И звезд ночной полет…

Меня мое сердце

В тревожную даль зовет.

1958

Баллада о безрассудстве

Высоки были стены, и ров был глубок.

С ходу взять эту крепость никак он не мог.

Вот засыпали ров — он с землей наравне.

Вот приставили лестницы к гордой стене.

Лезут воины кверху, но сверху долой

Их сшибают камнями, кипящей смолой.

Лезут новые — новый срывается крик.

И вершины стены ни один не достиг.

— Трусы! Серые крысы вас стоят вполне! —

Загремел Александр. — Дайте лестницу мне! —

Первым на стену бешено кинулся он,

Словно был обезьяною в джунглях рожден.

Следом бросились воины, —

как виноград, —

Гроздья шлемов над каждой ступенью висят.

Александр уже на стену вынес свой щит.

Слышит — лестница снизу надсадно трещит.

Лишь с двумя смельчаками он к небу взлетел,

Как обрушило лестницу тяжестью тел.

Три мишени, три тени — добыча камням.

Сзади тясячный крик:

— Прыгай на руки к нам! —

Но уже он почувствовал, что недалек

Тот щемящий, веселый и злой холодок.

Холодок безрассудства.

Негаданный, тот,

Сумасшедшего сердца слепой не расчет.

А в слепом не расчете — всему вопреки —

Острый поиск ума, безотказность руки.

Просят вниз его прыгать? Ну что ж, он готов, —

Только в крепость, в толпу озверелых врагов.

Он летит уже. Меч вырывает рука.