Советская поэзия. Том второй - [29]

От любви моей всколыхнулись эти весенние реки,

И песня, подобно рекам, выходит из берегов.

Тысячи сокровищ дарю я тебе навеки,

Дарю тебе, дорогая, тысячи снов-жемчугов.

Лейся ж, волнуя и радуя, вешняя песня певца!

Словно незримая радуга наши связала сердца.

1946

Песня Армении Перевод Е. Николаевской

Не забываю звезд на небосводе,

Когда о взорах девушки пою.

Не забываю о другом народе,

Когда пою Армению мою.

Но лишь одной любви и песен мало,

Понадобится — голову отдам!

А если б снова вражья рать напала,

Я б тысячи голов срубил врагам!

Народам всем в душе найду я место,

Но в сердце сердца ты, родной народ!

В твоем же сердце, и большом и честном,

Всегда любовь к народам всем живет!

1947

Мать Перевод В. Звягинцевой

Маленькая, кроткая моя.

Просто — мать, каких не счесть на свете.

Не сравню родную с солнцем я, —

Тихим огоньком она мне светит.

Но когда внезапно на лету

Горе тучей солнце заслоняет —

Наступающую темноту

Огонек чуть видный разгоняет.

Маленькая, кроткая моя.

Просто — мать, каких не счесть на свете,

С горстку солнца вся-то жизнь твоя,

А душе и днем и ночью светит.

1948

«Мне природа бесценное детство дала…» Перевод В. Тушновой

Памяти моего племянника Билика

Мне природа бесценное детство дала

И назад отняла… Назад отняла…

Отняла лепестки моих глаз голубых,

Отдала синеглазым фиалкам их.

Отняла мой румянец, что роз алей,

Отдала его розам родных полей.

Отняла мою гибкость и стана красу,

Отдала их зеленым елям в лесу.

Звонкость смеха она отняла у меня,

Отдала ручейкам, что струятся, звеня.

Юность сердца взяла и весну бытия

И земле отдала… И состарился я.

Пусть бессмертное детство останется вам,

Нежным розам, фиалкам, родимым полям,

Вам — потокам и елям, шумящим во мгле,

И тебе — вечно юной, любимой земле.

Но за это всегда, с простодушьем детей,

Плачьте, пойте над тихой могилой моей!

С каждой новой весною цветя и звеня,

Приходите в мой мир, заменяя меня!

1950

«Вино — я друг веселой жизни…» Перевод И. Снеговой

Вино — я друг веселой жизни,

Вино — спешу на торжество.

Один бокал весельем брызнет,

Но вредно больше одного!

Один хорош, не спорю,

Два — захмелеешь вскоре,

Три чарки — это к ссоре,

Четыре — всем на горе.

Всему должна быть мера, люди!

Не обижайтесь за совет,

Но и веселье в тягость будет,

Когда веселью меры нет.

1951

«Мне аромат цветка сказал…» Перевод В. Звягинцевой

Мне аромат цветка сказал:

«Вдыхай меня, ведь я уйду».

«Спеши, — плеск ручейка сказал, —

Пей из ручья, ведь я уйду».

Но я, вздохнув слегка, сказал:

«Не вы, друзья, а я уйду…»

1952

«Мне лучше бы птицей быть…» Перевод В. Тушновой

Мне лучше бы птицей быть,

Горою, ущельем быть,

Чем в клетке твоей любви

Невольником жалким быть.

1954

«О война! Мы навеки…» Перевод Т. Казмичевой

О война! Мы навеки

Злые руки отрубим тебе.

Будь же мир в человеке!

Земля! Обратись в колыбель.

Только злу, чтобы вновь не ковало оков,

Не оставьте и трех волосков!

1954

«Твори, творец, и помни…» Перевод Е. Николаевской

Твори, творец, и помни век слова от всей души:

Твой камень в стройке применен и мохом не оброс…

Но камень родины моей ты, мастер, так теши,

Чтоб даже камень произнес: «Живи, каменотес!»

1958

В. В. Такарев. Комиссар. 1966-1967

ПАВЕЛ ШУБИН (1914–1951)

^{47}

В секрете

В романовских дубленых полушубках

Лежат в снегу — не слышны, не видны.

Играют зайцы на лесных порубках.

Луна. Мороз… И словно нет войны.

Какая тишь! Уже, наверно, поздно.

Давно, должно быть, спели петухи…

А даль — чиста. А небо звездно-звездно.

И вкруг луны — зеленые круги.

И сердце помнит: было все вот так же.

Бойцы — в снегу. И в эту синеву —

Не все ль равно — Кубань иль Кандалакша? —

Их молодость им снится наяву.

Скрипят и плачут сани расписные,

Поют крещенским звоном бубенцы,

Вся — чистая, вся — звездная Россия,

Во все края — одна, во все концы…

И в эту даль, в морозы затяжные,

На волчий вой, на петушиный крик

Храпят и рвутся кони пристяжные,

И нас сечет грудастый коренник.

Прижать к себе, прикрыть полой тулупа

Ту самую, с которой — вековать,

И снежным ветром пахнущие губы

И в инее ресницы целовать.

И в час, когда доплачут, досмеются,

Договорят о счастье бубенцы,

В избу, в свою, в сосновую вернуться

И свет зажечь…

В снегу лежат бойцы.

Они еще свое не долюбили.

Но — родина, одна она, одна! —

Волнистые поляны и луна,

Леса, седые от морозной пыли,

Где волчий след метелью занесен…

Березки — словно девочки босые —

Стоят в снегу. Как сиротлив их сон!

На сотни верст кругом горит Россия.

13 декабря 1942 г.

Разъезд № 9 под ст. Неболчи

Полмига

Нет,

Не до седин,

Не до славы

Я век свой хотел бы продлить,

Мне б только до той вон канавы

Полмига, полшага прожить;

Прижаться к земле

И в лазури

Июльского ясного дня

Увидеть оскал амбразуры

И острые вспышки огня.

Мне б только

Вот эту гранату,

Злорадно поставив на взвод,

Всадить ее,

Врезать, как надо,

В четырежды проклятый дзот,

Чтоб стало в нем пусто и тихо,

Чтоб пылью осел он в траву!..

Прожить бы мне эти полмига,

А там я сто лет проживу!

3 августа 1943 г.

Юго-восточнее Мги

«Утешителям не поверишь…»

Утешителям не поверишь,

А молиться ты не умеешь;

Горе горем до дна измеришь,

Не заплачешь — окаменеешь.

Злее старости, горше дыма,

Горячее пустынь горячих

Ночь и две проклубятся мимо

Глаз распахнутых и незрячих.

Все — как прежде: стена стеною,

Лампа лампою, как бывало…