Совет юстиции - [45]

Присяжным следует согласиться с тем фактом, что подсудимый действительно совершил преступление, в котором его обвиняют, и никакие другие обстоятельства данного дела не должны повлиять на принимаемое решение. Виновен ли человек, находящийся на скамье подсудимых, в убийстве Сэмюеля Липски?

Не удаляясь на совещание, жюри единогласно постановило:

— Виновен!

Те, кто был привычен к подобным сценам, заметили, что судья не произнес проникновенных строгих слов, которыми обычно сопровождал вынесение смертного приговора, и вообще говорил ровным, лишенным интонаций голосом.

— Может, он рассчитывает на помилование или еще что-то, но судья явно уверен, что этот Манфред не будет казнен, — сказал Гарретт. — А это последнее выступление? Смех да и только.

— Кстати, — сказал его спутник, когда они медленно вместе с толпой шли к выходу, — что это за франт явился под конец и сел недалеко от нас?

— Это был его высочество принц Эскуриальский, — ответил Чарльз. — Он недавно в Лондоне, проводит здесь медовый месяц.

— А, слышал про него, — протянул Джимми. — Но перед тем, как мы вышли, я услышал, как он говорит с шерифом, и меня удивило, что его голос показался мне знакомым.

— Да, мне тоже так показалось, — осторожно произнес Чарльз… Он был настолько осторожен, что своему редактору даже словом не обмолвился о том, что загадочный свидетель в маске, выступавший в защиту Джорджа Манфреда, оказался не кем иным, как его королевским высочеством.

Глава XV Челмсфорд

Сразу после суда Манфреда отправили обратно в Уондзуорт. Начальник тюрьмы встретил хмурым взглядом машину, в которой привезли арестованного и ее сопровождение, когда они въезжали в мрачный тюремный двор.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил он Манфреда, когда позже вечером зашел в его камеру.

— Сигару, — ответил тот, и начальник тюрьмы открыл перед ним портсигар. Пока Манфред внимательно выбирал сигару, главный тюремщик удивленно наблюдал за ним.

— Странный вы человек, — вымолвил он.

— Приходится, — услышал он в ответ. — Ведь мне предстоит суровое испытание, и если бы не необычность, его можно было бы даже назвать страшным.

— Разумеется, будет подано прошение о помиловании, — предположил майор.

— Нет! — рассмеялся Манфред. — Я постарался сделать так, чтобы этого не случилось. Немного убийственной сатиры… Хотя, надеюсь, я не сильно обескуражил «рационалистов», которым сделал столь щедрое посмертное пожертвование.

— Вы поразительный человек, — изумленно повторил его собеседник. — Кстати, Манфред, а какую роль в вашем освобождении играет дама?

— Дама? — неподдельно удивился Манфред.

— Да, женщина, которая бродит вокруг моей тюрьмы, дама во всем черном и, если верить моему старшему надзирателю, очень красивая.

— Ах, эта женщина, — протянул Манфред, и на лицо его наползла туча. — А я надеялся, что она уехала…

Он надолго задумался.

— Если вы с ней знакомы, мне несложно устроить вам встречу, — предложил начальник тюрьмы.

— Нет-нет, — порывисто отозвался Манфред. — Никаких встреч не должно быть… По крайней мере, здесь.

Его собеседник подумал, что встреча «здесь» была делом весьма сомнительным, потому что у правительства были планы перевести заключенного в другое место, о чем он не стал сообщать Манфреду, поскольку посчитал, что это противоречит его долгу перед государством. Но, если бы начальник тюрьмы мог заглянуть в недалекое будущее, он бы не стал делать из этого тайны.

Манфред сбросил неудобные ботинки, выданные ему в тюрьме (когда он вернулся из суда, ему снова пришлось переодеться в арестантское), и как был, не раздеваясь, лег на нары и натянул одеяло.

Кто-то из дежурных охранников посоветовал ему раздеться.

— Не имеет смысла, — ответил арестованный. — На такое-то короткое время.

Надзиратели решили, что он снова имеет в виду свое освобождение, и лишь подивились его безумству. Однако вскоре он удивил их еще больше, на этот раз своей осведомленностью. Когда через три часа начальник тюрьмы вернулся и вошел в камеру со словами:

— Прошу прощения за беспокойство, но вас переводят в другую тюрьму… Что это? Вы не раздевались?

Манфред, лениво стягивая одеяло, ответил:

— Да. Но я думал, перевод будет раньше.

— Как вы узнали?

— О переводе? Так, одна птичка напела. — Заключенный потянулся. — И куда меня? В Пентонвилл?

Начальник тюрьмы посмотрел на него как-то странно и коротко обронил:

— Нет.

— Рединг?

— Нет.

Манфред нахмурился.

— Что ж, я готов.

На пустынной железнодорожной станции, где одинокий паровоз с прицепным тормозным вагоном в ожидании раздувал пары, он кивнул конвоиру, но, когда начальник тюрьмы на прощание непротокольно протянул ему руку, не скрывая, впрочем, своей радости, оттого что избавляется наконец от столь необычного арестанта, руку Манфред не принял, а произнес, кивнув в сторону паровоза:

— Специальный?

— Прощайте, Манфред, — вспыхнув, бросил тюремщик.

— Я не могу пожать вам руку, — сказал Манфред, — по двум причинам. Во-первых, ваш замечательный главный надзиратель надел на меня наручники, за спиной…

— Вторую причину можете не называть, — коротко рассмеялся начальник тюрьмы, положив руку на плечо арестованного, и добавил: — Я никому не желаю зла, но если каким-то чудом ваше освобождение все же состоится, знайте, что есть один офицер тюремной службы, который не будет горевать по этому поводу.