Совершенство - [36]

– Люс?

Это, наверное, галлюцинация. В его голосе ей слышится облегчение. Но это же невозможно – она оставила его там, на озере, без сознания, умирающим, замерзшим.

– Люс, остановись!

Она резко разворачивается и видит Колина позади себя, на тропинке. Каким-то образом он умудряется выглядеть одновременно радостным и виноватым.

– Остановись, – просит он. – Пожалуйста.

Нет, это ей не мерещится. Он здесь, и он еще раз произносит ее имя и, сжав кулаки, ждет ответа.

Захлестнувшее ее облегчение настолько сильно, что она давится словами, не в силах говорить. Все, на что она способна – повернуться и бежать к нему изо всех сил. Она бросается к нему на грудь, и он ловит ее на лету, и если раньше он казался чересчур твердым и плотным, то теперь он теплый и просто идеальный на ощупь. Его руки обвиваются вокруг нее, притягивают к себе, и он прижимается лицом к ее шее. Его дыхание не чересчур жарко, вообще все – не чересчур. Просто Колин – его глаза, губы, нос, подбородок, прижимающиеся к ее шее. Она чувствует его поцелуй, чувствует, как раскрываются его губы, как он пробует ее на вкус, прежде, чем прошептать:

– Привет.

Странно, но так здорово. Такое ощущение, будто они одинаковые.

Ей хочется кричать от облегчения. Первый вопрос:

– Как тебе удалось выбраться? – вырывается виде какого-то писка, и в конце ее голос срывается.

Не отвечая, он наклоняется и целует ее в ямку у основания шеи.

– Где мы? – потрясенно шепчет он. – Неужели для тебя это всегда выглядит вот так?

– Где Джей? – спрашивает она, глядя через его плечо на тропинку. С озера доносятся приглушенные расстоянием крики, и тут Люси вдруг становится отчетливо ясно, что Джей все еще там и что он в панике. А Колин здесь. И он сухой.

Понимание медленно затапливает ее, как тягучая смола. На ощупь его кожа – такая же, как у нее самой. Знакомая. Теплая. И он не мерзнет. Там, позади, за скорчившейся на льду фигурой Джея, Люси видны мокрые волосы Колина, его неподвижная рука.

Ей становится страшно.

– Эй, – произносит она и легонько тянет его за волосы, чтобы заглянуть в глаза. И тут она, наконец, видит то, что видит он, когда смотрит на нее: его зрачки переливаются разными цветами, будто язычки пламени. Если раньше эти глаза были цвета темного янтаря или меда с золотистыми крапинками, то теперь его зрачки будто расплавлены. Он боится, он взволнован и полон надежды.

А еще ей ясно: он знает – что-то не так. Он знает – и ему плевать.

– Просто прикоснись ко мне. – Он оглядывается вокруг и качает головой, будто попал в совершенно незнакомый мир. – Просто сделай вид, что все в порядке.

Она кивает, приподнимается на цыпочки и целует его. Их губы соприкасаются, потом языки – и, наконец, их поцелуй становится глубоким. Жар и влага настоящего поцелуя; издаваемые им звуки отдаются во рту, и она ощущает, как неистовая жажда Колина, наконец, находит себе выход. Он делается нетерпелив, и жар волной расходится по ее коже, по шее, захлестывает грудь. Жар пульсирует на кончиках пальцев, на руках и на ногах. Но даже когда он закрывает глаза, она этого сделать не может. Настолько происходящее завораживает ее. Он выдыхает через нос, издает звук, исполненный жажды настолько неистовой, что она, запустив в его волосы пальцы, обвивается вокруг него так тесно, как только может.

Но все же этого мало; пока этих сил недостаточно, чтобы его удержать.

Каким-то образом она чувствует это – за долю секунды до того, как оно происходит. Легкий толчок в его спину – это жизнь насильно вливается в него обратно. Или это он вливается обратно в жизнь.

А потом он исчезает: его уносит обратно, спиной вперед, в панике, ничего не понимающего – притягивает за невидимый ремень, захлестнувший грудь. А Люси остается одна на тропинке, где – всего на один невозможно-прекрасный момент – он был совершенно таким же, как она.

Глава 19

Он

Перемены надвигаются медленно: тишину нарушает ритмичное попискивание. Темнота уступает свету Отсутствие ощущений перетекает в боль.

Он где-то посередине между явью и сном. Или, может, между жизнью и смертью.

Колину всегда казалось, что самое сложное – это умирать. Но чувствовать, как жизнь медленно, по капле возвращается в тело – это такая боль, какую он раньше себе даже вообразить не мог.

Будто что-то жжет изнутри. Кажется, пальцы зажаты в тяжелые, раскаленные докрасна свинцовые тиски. Каждый квадратный сантиметр кожи словно бьет током; боль настолько сильна, что он ее слышит – будто охвачен пламенем, которое трещит и стреляет у него в ушах.

Он что, спит? Только во сне возможно за считаные секунды попасть из рая в ад, и вот ты готов отдать что угодно, только бы это повторилось. Ведь всего пару секунд назад он был где-то еще? В месте, где было одновременно слишком ярко и слишком темно – в мире, будто собранном из ритмично пульсирующих цветами радужных призм, где все вокруг словно насыщено энергией. В голове на мгновение мелькает воспоминание: каждый волосок на теле встает дыбом от самого неистового предвкушения, которое он когда-либо чувствовал.

В пустоте между воспоминаниями то и дело возникает одно лицо. Холодные губы, теплеющие под его губами; водоворот цвета, пляшущий в глазах, рассказывает историю, которую он не хочет забывать. Наконец-то он смог к ней прикоснуться.