– О Калипсо, вправду ли ты считаешь, что на моем плоту все, что должно на нем быть, и я могу поднять парус и выйти в море? Где же твои богатые дары, которые я должен увезти с собой? Семь лет, семь тяжких лет я был достойным гостем твоего острова, твоего грота, твоего ложа… Разве не всегда бессмертные боги в час прощания одаривают по заслугам своих гостей? Где же твои щедрые дары, о Калипсо, те, что мне полагаются по законам земли и неба?
Богиня улыбнулась, величественно-спокойная, и тихо произнесла то, что легкий ветерок тут же унес на своих крыльях:
– О Улисс, ты действительно самый корыстолюбивый среди смертных и самый недоверчивый, если думаешь, что богиня оставит своего возлюбленного без подарков. Успокойся, хитроумный герой… Богатые дары мои щедры и великолепны.
И вправду по склону холма уже шли другие нимфы, тоже легкие и тоже в развевающихся одеждах, но они несли в руках драгоценности, которые сверкали на солнце. Улисс пожирал глазами их блеск, протягивая к ним руки… А когда нимфы стали подниматься на плот по скрипящей доске, он принялся считать, оценивая все: скамеечки из слоновой кости, куски расшитых золотом тканей, бронзовые резные сосуды, инкрустированные драгоценными камнями щиты.
Золотой сосуд, который несла на плече последняя нимфа, был так красив, что Улисс остановил ее, взял сосуд в руки, прикинул вес и, внимательно осмотрев, звонко засмеялся и гордо крикнул:
– А ведь и впрямь это чистое золото!
Как только все драгоценности были сложены на плоту и крепко-накрепко привязаны к широкой скамье, беспокойный Улисс, схватив топор, разрубил веревку, которой плот был привязан к стволу дуба, и прыгнул на его высокий край, возле коего пенилось море. И только тогда вспомнил он, что не поцеловал на прощанье достойную и прекрасную Калипсо! Быстро скинув плащ, он кинулся в пенившиеся воды, побежал по песчаному берегу и запечатлел поцелуй на священном челе богини. Она легонько тронула его крепкое плечо:
– О, сколько бед тебя ожидает, несчастный! Остался бы ты у меня, на моем острове бессмертия, в моих совершенных объятиях…
С громким криком Улисс отступил от нее:
– О богиня, твое совершенство – самое непоправимое и высшее зло!
И, преодолев волну, бросился к спасительному плоту, быстро вскарабкался на него, распустил парус и, рассекая море, двинулся навстречу подвигам, бурям, опасностям, нищете, навстречу радости, которую получают оттого, что в мире несовершенно.
