Совершенно не обязательные смерти - [26]

«Все в порядке?»

Я киваю и выразительно закатываю глаза: «Она всегда такая».

Это правда. Кэтлин забывала о моем существовании на вечеринках, на прогулках в парке, а один раз – в лодке двоюродного брата ее друга Джона. В такие моменты она слишком занята собой. Вот почему я завела привычку носить в сумке книгу – и еще одну на всякий случай. Но… Просто… У меня тоже были друзья и своя жизнь, но я всегда знала, что нет никого важнее Кэтлин. А сейчас я вижу, как Лон с каждым днем все больше занимает ее мысли. Я не могу выразить словами, что именно меня беспокоит, но я чувствую себя лишней. И это глупо, потому что между ними еще ничего не произошло. Но раньше у Кэтлин ни разу не было парня, с которым она так много общалась. Парня, с которым ей интересно разговаривать, а не которого интересно обсуждать с подругами. Поэтому мне страшно. Ведь без нее я останусь в Баллифране совсем одна.

Но я не могу признаться Кэтлин. Она решит, что я жалуюсь, а мне нужно, чтобы она была на моей стороне, ведь впереди у меня разговор с мамой о том, какая я неправильная. Я в самом деле с изъяном, но природе свойственно несовершенство. Автобус останавливается, и мы с Кэтлин и Лейлой выходим.

– Не хочешь зайти к нам в гости? Чая попьем, – неожиданно предлагаю я.

В карих глазах Лейлы мелькает удивление.

– Нет. Прости, но у меня дела.

– Тогда как-нибудь в другой раз?

– Хорошо. – Лейла улыбается и поворачивает к дому.

Как она умудряется так быстро ходить на своих длинных ногах? Это противоестественно. Фиахра и Кэтал по-прежнему ездят в школу и обратно на велосипедах, хотя теперь, когда горные дороги покрыты пленкой льда, это выглядит опасной затеей.

Я бы, во всяком случае, не стала бы рисковать.

Кэтлин до сих пор пялится в телефон. Кажется, она даже не слышала, о чем мы говорили.

– Кэтлин? – окликаю сестру.

– Мм?.. Секунду, – отвечает она и продолжает печатать, пока мы идем по дороге к замку.

Хотя мы шагаем друг за другом, мы не вместе. Взгляд цепляется за сухой лист платана. Он болтается на ветке, скорчившись, словно от боли. Будто его там повесили в наказание. Я протягиваю руку и срываю беднягу.

Он слишком слаб, чтобы сопротивляться.

Бузина (от ревматизма, гриппа, травм)

Вернувшись из школы, мы садимся обедать с мамой. Она приготовила отбивные. У моей в центре маленький костяной кружок, полный костного мозга. Я подношу его ко рту и высасываю содержимое. На вкус как кровь, смешанная с жиром. Мама отрывает зубами кусочки от ломтика баранины, насаженного на вилку. Мясо нежное, мягкое, коричневое по краям и почти розовое в серединке. Я думаю о жизни, которую мы отняли. А может, и не одну. О пасущихся в горах овцах, о блохах и грязи, о печальных мордах. Такое чувство, что это их мне нужно проглотить.

Мама сегодня рылась на чердаке – разбирала вещи. Она хочет сменить обстановку в замке, добавить капельку экстравагантности и ложку с горкой уюта. Наверное, мама просто ищет чем себя занять. Все-таки бойницы и зубцы мало вяжутся с уютом.

– Мне хочется чем-то заняться, – говорит мама, повторяя мои мысли. – Я не скучаю по работе, но скучаю по делам. Мне нужен какой-нибудь проект.

– Смена обстановки – отличная идея, – поддерживает ее Кэтлин. – Может, Брайан разрешит тебе воспользоваться быстрым Интернетом в своем кабинете, чтобы погуглить красивые замки.

– Даже не знаю, – с сомнением произносит мама. – Он не любит, когда туда кто-нибудь заходит. Я на днях принесла ему чай, так он аж подскочил. – Она улыбается и закатывает глаза.

Кэтлин встает из-за стола.

– Мне нужно сменить тампон, или этот замок утонет в крови, – объявляет она. – Приятно иногда посидеть без Брайана. Я могу говорить о своих месячных. Не думайте, что я занимаюсь самоцензурой, просто нужно постепенно приучать его к таким вещам.

– Давай ограничимся одной неловкой темой зараз, – прошу я.

Странно, что у меня нет месячных. Обычно наши с Кэтлин циклы пугающе совпадают. Месячные начинаются в один день. Внутри растет тревога. Я завариваю себе крепкий чай. С нами что-то не так. Это место нас отвергает.

Мама прерывает мое внутреннее беспокойство своим, внешним. Обрушивает на меня смесь раздражения и заботы. Не будь странной, почему ты такая странная – все сразу.

– Мэдлин?

Я сглатываю, прекрасно понимая, о чем речь.

– Я все убрала. И больше не хочу возвращаться к этому разговору.

Вечно мама раздувает из мухи слона. Я не принимаю наркотики, не занимаюсь сексом. Почти не пью. Прилежно учусь, почти не ругаюсь с ней и с Кэтлин. Фактически, соль – единственный повод для переживаний. Маме радоваться надо, а не отчитывать меня.

Кэтлин вприпрыжку возвращается на кухню:

– Заткнута надежно, как фаянсовая раковина!

– Кэтлин, – вздыхает мама.

– Не заставляй меня стыдиться своего тела. Я лунокровное чудо и не намерена молчать в угоду таким, как ты.

– Точно, мам. Тебе следует с бо́льшим уважением относиться к ее критическим дням.

Покончив с обедом, мы идем наверх, чтобы покопаться в сундуках с вещами. В Баллифране один-единственный магазин одежды, и то, что там продают, люди маминого возраста обычно надевают на свадьбу. Кружевные пелерины, платья с жестким силуэтом и кучей деталей, утягивающее белье.