Совершенно не обязательные смерти - [19]

– Да, он такой. Мама его любит. Они вроде как счастливы вместе.

На обратном пути Уна сидит рядом со мной. Мы немного болтаем (к счастью, не о Брайане), но по большей части уютно молчим и смотрим в окно. Рядом с чужими людьми мне обычно кажется, что я должна что-то говорить, иначе они поймут, что я за человек, и отвернутся от меня. Но с Уной все не так. Страха нет, есть легкость. Словно я наконец-то нашла друга. И одного мне пока хватит.

Я думаю о выражении ее лица – каким оно стало, когда наши взгляды встретились. В нем было что-то необычное. Меня будто окутало облако тепла.

Я иду с Лейлой по дороге к замку и улыбаюсь. Оглядываюсь в поисках мертвой малиновки, но кто-то ее убрал. Ни следа не осталось. Еще один день. Еще одно исчезнувшее тело.

На горы опускается вечер.

Лавровый лист (от рака, для кожи и волос)

В замке тихо, как в могиле, ни движения, ни звука. Я зову маму и Кэтлин, но никто не отвечает. Я даже рада – не хочу сейчас рассказывать, как прошел день в школе. Снимаю ботинки, чтобы не наследить на каменных плитах, и иду на кухню. Я хочу заварить себе чай и сразу сесть за домашнюю работу. Мне нужно чем-то занять голову – наш учитель математики из тех, что учат по принципу «если я это понимаю, то и вы поймете», а меня как-то не радует перспектива рыдать от бессилия на экзамене. Кэтлин считает, что пока рано беспокоиться из-за поступления в колледж – для этого у нас будет весь последний год в школе. Но она может себе это позволить: ее интерес к медицине ограничивается экспериментами с сиропом от кашля – что будет, если выпить слишком много? (Тебя стошнит, вот что будет.)

Кучу тригонометрии спустя я отрываюсь от тетради и обнаруживаю, что на кухне сидит Маму. В руках у нее коричневая керамическая кружка с чем-то, напоминающим грязную воду с ветками.

Понятия не имею, сколько она просидела вот так, наблюдая за моими страданиями над математикой. Молча раздражая меня. Она будто шпионила. Но сейчас на ее лице написано полнейшее равнодушие. А кожа у Маму слишком гладкая для женщины, старой, как «говно мамонта», выражаясь словами Кэтлин.

Встаю из-за стола и начинаю складывать тетради и учебники в школьную сумку.

– Выпьешь со мной чая. – Матушка не предлагает, она ставит меня перед фактом.

Я опускаю голову и сажусь напротив. Матушка сама достает чашки, ложки и чайные пакетики. Она знает, где что лежит.

Вот бы здесь все переставить – просто чтобы ее позлить. Но я проглатываю это желание. Я спокойна. Я взрослый человек. Я непоколебима, как гранит.

– Сегодня приходили клиенты? – спрашиваю я, и голос выдает мое отношение к ее ремеслу. Ничего не могу с собой поделать – я трачу все силы, чтобы не дать брови ползти вверх.

– Парочка приходила.

Маму наклоняет голову к плечу, как сова. И глаза у нее – как у совы, большие и светлые. Волосы совсем седые. Лицо цвета промасленной кожи, только светлее. Она сидит засучив рукава, и я вижу, что руки у нее загорели только до локтей. Фермерский загар.

– И что же вы с ними делали? – И снова в голосе куда больше яда, чем я рассчитывала. Когда я вижу Маму, мне хочется что-нибудь сломать.

– В основном помогала им. Кроме одной женщины, которая попросила меня… – Маму поджимает губы, – почистить ее ауру. С помощью лечебных кристаллов, купленных в Интернете. Мне пришлось объяснять, что есть вещи, которыми я заниматься не буду, – жестко припечатывает она.

– И чем же вы не будете заниматься? – осторожно спрашиваю я.

– Тем, от чего нет никакого проку, – отвечает она, пристально вглядываясь в мое лицо. Такое чувство, словно она решила подсчитать количество пор.

– Я думала, вы задвигаете клиентам всю эту нью-эйджевскую чушь…

– Многие так думают, пока не узнают меня поближе. – Она делает большой глоток. Это чай, но он гуще и крепче, чем мы обычно пьем. И слаще.

– Брайан говорил, что вы занимаетесь гомеопатией.

– В самом деле? Вообще-то я травница. Мама обучала меня с самого детства. А если знаешь, что делать, и долго живешь в одном месте, люди к тебе приходят. Иногда я им помогаю. Иногда нет.

Я смотрю на чашку, которая стоит передо мной. Маму щедро плеснула туда молока, не спрашивая, люблю я чай с молоком или нет. А я ее даже не поблагодарила.

– У Кэтлин тоже есть кристаллы.

Сестра в самом деле раскладывает кусочки кварца, лазурита, юнакита и лунного камня среди статуэток Девы Марии. Но исключительно для красоты.

– Неудивительно, – говорит Маму. – Но у тебя-то мозгов побольше будет.

Я подношу чашку к губам и признаюсь Маму, что ненавижу гомеопатию.

– Глупо тратить силы на пустую ненависть, – отвечает она.

– Но гомеопатия убивает людей, – вскидываюсь я. – Я читала, что…

– Жизнь тоже убивает, – перебивает Маму. – А порой люди и сами прекрасно справляются. Это… разочаровывает.

– Я хочу стать доктором, когда вырасту.

Маму кивает:

– Значит, ты не боишься работы. Похвально. Я видела, как ты возишься с растениями. Тебе нравится лечить. – Она замолкает. – Но твоему дереву нужно больше воды. Не бойся его залить. Вода ему не повредит.

– К каждому растению нужен свой подход. Я не всегда знаю, что лучше. – Я пожимаю плечами. – Но я стараюсь.