Совершенная технология - [59]

– Чистая вежливость, не принимай близко к сердцу.

Гарасфальт сидел через проход, и теперь она видела его только краем глаза. Он помолчал и вдруг как-то странно, прерывисто вздохнул несколько раз, потом поднял руки, загораживая лицо… Шуша обернулась к нему и тут вдруг поняла, что он искренне старается сдержать рвущийся наружу смех. Нет, не смех, а даже хохот!

– Ну ты и дурилка картонная! Белая кость, геомантка! Так я был прав, вы действительно, действительно… – что именно «действительно», Шуша разобрать уже не могла, но без труда поняла, что приступ смеха, одолевший остроухого, относится к его прежнему высказыванию о ее «витании в высших сферах».

На этот раз она всерьёз решила обидеться и, с удовольствием обнаружив, что самолёт заложил вираж и солнце больше не светит в её иллюминатор, уставилась на вершины облачных гор.

– Эру Великий, да сложи два и два! – отсмеявшись, но всё ещё говоря с трудом, продолжил аналитик. – Ночью под Тотьмой ожидается повышение радиоактивного фона. Директор отсылает Лоринн в Молочное, под малейшим и надуманным предлогом – проверить обеспечение эвакуированных из района детей продуктами питания…

– А чего это он к ней так… пристрастен? – рывком обернувшись от иллюминатора, сухо спросила Шуша. – Потому что ты – ведущий аналитик? Почему не Календула, почему…

И тут до неё наконец дошло. На секунду она застыла, глядя на Гарасфальта с приоткрытым ртом.

– Ну… Поздравляю… – выдавила она ошеломленно. Только что откровенно веселившийся Гарасфальт сразу приосанился и даже сумел приобрести торжественный вид.

– Да. Первая моя девочка будет, – счастливо, с какой-то нежностью произнёс он.

– Ээээ… – она поразилась откровенности остроухого. – А у тебя… ещё… дети есть?

Она поняла, что он не зря был столь открыт с ней в этот раз: видимо, событие его действительно радовало, и он старался поделиться новостью со всеми, кто хоть сколько-нибудь близок. «Рассчитывал заранее или само собой вышло?» – подумала Шуша: у дриад от представителя любой другой расы могла родиться только девочка… Тоже дриада.

– Есть, – кивнул он с гордостью и вдруг, словно замявшись, после маленькой паузы, добавил чуть более печально: – И были.

Услышав это «были», Шуша вдруг побоялась спрашивать дальше. Кто знает, какие бездны горя скрывались за этим словом для всегда такого веселого и заводного остроухого? Но он как-то легко, без трагизма в голосе, продолжил сам, бездумно, как показалось Шуше, уставившись в потолок салона и вытянув ноги вперёд, к металлической переборке, под сложенные и закреплённые конструкции для перевозки раненых.

– У меня ведь первую семью убили. Всю. Тещу, тестя… Жену и двух сыновей, вот. В Первую Мировую. Ты, кстати, в курсе, что её тоже называли Последней Войной потом, а? – он хихикнул и замолчал.

– Кто убил? – приглушённо спросила Шуша, уже ожидая, что в ответ услышит «орки» или, в лучшем случае, «нативные кочевники».

Но ответ был в высшей степени неожиданным для неё.

– Дриады. Феминодендрофилы… Мои, понимаешь, беженцами оказались. А я – в войсках. Пришли они, в общем, в лес один. А там – дриады. Тогда же, сама знаешь, империи рушились… Ну и государством… объявлял себя тот, у кого на чердаке пулемёт стоял или кто хотя бы до третьего уровня боевой магии доучился, – он угрюмо ухмыльнулся, как показалось Шуше, – вспомнив что-то своё. – Ну и всё. Лес-то дриады только за день до того запретным объявили. Откуда же это беженцам знать…

Он снова подтянул ноги и уселся на сиденье плотнее, опершись локтями о колени, но по-прежнему не оборачиваясь к Шуше.

– Ну а потом, уже после… Последней Войны, вот… На Мириэль женился. Тоже двое сыновей. Один МАИ закончил, сейчас спутники погоды запускает в Плесецке. Второй по литературной части пошёл… Сначала Сорбонна, филфак, потом сценарное ВГИКа… В общем, так…

Шуша смотрела на Гарасфальта, и не знала, что сказать. Она в который раз ощущала себя действительно полностью оторванной от жизни, занятой проблемами мира, – но не проблемами живущих в нём существ. Они рождались, взрослели, учились в школах, поступали в институты, любили, женились, уезжали за тридевять земель, в свою очередь рождали детей, разводились или теряли близких и родных, влюблялись заново, строили новую жизнь на обломках прежней…

А она оставалась геомантом. Меченая с рождения наследственностью прабабушки, уходящей во тьму веков, и с четырёх лет отделённая от всего этого естественного процесса жизни индивидуальным обучением, нацеленным на то, чтобы поставить её талант на службу всей Земле… Она сама должна была обеспечивать беспрерывность всего этого процесса – рождение, жизнь, смерть, – вынужденно лишив себя… Чего? Страстей? Желаний? Да не похоже. Всё-таки большинство геомантов спокойно и без проблем выходили замуж или женились по любви, рожали детей, воспитывали внуков…

Но какого-то ощущения жизни её, видимо, лишили при обучении. Думать за всех, думать о какой-нибудь литосферной плите в Марианской впадине, думать о грозящем селем оползне в Алазанской долине, думать о «ледяном дожде» в Лабрадоре, думать о бабочке в провинции Сычуань…

И за всеми этими событиями не иметь возможности разглядеть простые и полные драматизма жизненные истории всегда привычно веселого коллеги по работе или приютившей их с Юлечкой и Календулой тотемской коренной горожанки…