Сорок третий - [115]

Краем поляны хлопцы обходят деревню. Вид разрушения, пустоты особых ощущений у них не вызывает. Может, потому, что с поля все собрано, картошку жители, очевидно, убирают на рассвете, а на отдельных полосках даже пробивается зеленая щетина молодой озими.

Под вечер, когда беглецы делают привал, произошла еще одна встреча. Из густого лозняка, что возле болотца, вышел человек в зимнем ватном пальто, но, увидев незнакомых, хотел снова нырнуть в кусты. Митя с Лобиком выскочили, клацая затворами, подозвали человека к себе. Он неохотно подошел, и Митя узнал заведующего Малковичской школой Веселовского. Он в местечке бывал часто, и Митя его немного знает.

Веселовский — чернявый, солидный — несет за плечами мешок. Держится настороженно. Оно и понятно — учитель партизанит. Ушел в лес еще прошлой осенью, побив ночью в школе окна, развалив печь. Об этом рассказывал Микола.

— Почему вы без винтовки? — спрашивает Митя. — Если бы на нашем месте были немцы, тогда что?

Веселовский беспомощно хлопает глазами.

Митя приглашает учителя перекурить, угощает сигаретой, и тот наконец успокаивается. Рассказывает, как дойти до Скорошилова, советует переночевать в малковичских куренях, которые отсюда совсем недалеко. Половина Малкович сожжена, и те, у кого нет хат, назад в деревню идти боятся.

Курени стоят в густом орешнике. Их много. Дымят костры, в горшках, котлах варится картошка, по вытоптанным дорожкам бегают замурзанные дети. Где-то поблизости мычат коровы, даже свиньи хрюкают. Будто цыганский табор.

Беглецов погорельцы принимают за партизан. Никто ничего не спрашивает — даже на Митин мундир никто не обращает внимания. Видимо, немецкую одежду партизаны носят.

Ночуют беглецы на мятой соломе, в шалаше. Хозяйка, молчаливая женщина, сварила на ужин чугунок картошки. Мане и Рудику наливает по большой кружке молока. Хлопцы удивляются: картошка совсем не соленая.

Когда утром, прощаясь, Митя отсыпает хозяйке две горсти соли, она смотрит на него, как на избавителя, и даже вытирает уголком платка слезу.

Целый день продолжается мучительное ожидание в березняке, откуда хорошо видны соломенные крыши Скорошиловского хутора. Все вокруг тщательно осмотрено, ориентиры проверены. Место то самое, о котором Митя договорился с Миколой. Однако ни Мазуренки, ни его посланцев нет.

Мальчик, которого Маня качает на руках, видимо, заболел. Два дня не подавал голоса, а теперь хнычет и хнычет. Настроение у беглецов подавленное. Почти год помогали они десантникам, с Анкудовичем, Бондарем, Драгуном установили связь еще тогда, когда те сами не были партизанами. А как пришлось туго, некому и помочь.

— Мазуренка всегда вилял хвостом, — горячится Лобик. — Помнишь, обещал прислать пистолет. Прислал? Дулю с маком. Бумаги писал, давал указания. За каждую такую бумажку могли повесить...

Митя не возражает. Мазуренку оправдать нелегко. С другой стороны, трудно поверить, чтобы он не захотел помочь своим связным. Может быть, Миколе не удалось с ним встретиться?

Ночуют беглецы в березняке, костра не разжигают. На другой день ждут по полудня. Опять никого нет...

IV

Выход теперь один — прибиться к любому отряду. В конце концов, в лесу много людей, с которыми так или иначе хлопцы были связаны. Шура Гарнак, Андреюк, Шкирман, Михайлов со своим взводом. Не может быть, чтобы они никого не встретили!..

Расчет оправдался, словно в сказке. Вернувшись на место, где позавчера встретили Веселовского, хлопцы глазам не верят. По болоту бегут, держа в руках туфельки, две девушки в белых платочках, и одна из них Нина Грушевская, которая, забрав деньги из кассы торговой конторы, недели две назад ушла из местечка в лес, а вторая — Катя Хорошка, та самая, что приходила от партизан для установления связи с надежными людьми из местечка. Девушки — будто избавление от беды, будто посланцы судьбы.

— Чего вы тут блуждаете?

— Своих ищем. Может, знаете, где разведгруппа Мазуренки?

— Зачем вам разведгруппа? Пойдемте в наш отряд. Ваши все у нас. Два доктора, пленные со станции.

Митя с Лобиком возбуждены, девушки — тоже. Они же ровесники, и, кроме войны, немцев, власовцев, есть и другое — молодость, белые как снег платочки, вот эти довоенного фасона туфли, которые девушки так оберегают. По болоту ведет утоптанная стежка. Вокруг — порыжевшая трава, пушисто-белые сережки каких-то растений, задумчиво-прозрачные, как бы окутанные дымкой шары лозняков.

Вот она, долгожданная свобода, которая пришла в лице этих девушек! Теперь не надо бояться, хитрить, изворачиваться. Теперь у Мити за плечами винтовка, он будет из нее стрелять, ходить вместе со всеми в походы Как хорошо быть вместе со всеми!..

В душе едва слышно звенит мелодия. Она чем-то отличается от приподнятых мыслей и чувств Мити.

Пейте, пойте в юности,

Бейте в жизнь без промаха,

Все равно, любимая,

Отцветет черемуха...

Почему же именно теперь, в опьяняюще-радостный миг, всплывает в памяти немного грустная песня, зовущая к наслаждению и беззаботности? Что ее породило в душе? Вокруг — осенний пейзаж, первые желтые листья на березах. Впереди на стежке — статные фигуры девушек.

Митя знает — они идут в Рогали. Там стоит Батьковичский отряд. Идут около часа, но и дорога не такая близкая: от Малковичского болота до деревни — шесть километров.