Сопровождающие лица - [6]
– А шо за кипиш, командир? – Цыпа приподнял сержанта до офицера, надеясь с такого ласкового захода прояснить ситуацию.
– Не положено.
Филиппыч с легкой ухмылкой подключился к дискуссии:
– Чего это тебе не положено?
Мент медленно повернулся и сфокусировался на профессоре, провернув в перчатке резиновую дубинку:
– Сильно умный?
– Сильно. Ваши данные, причины задержания, пожалуйста.
– Щас переебу.
Разговор стремительно удалялся от задуманного русла, так что Цыпа счел необходимым срочно вмешаться, поднял с лотка открытую пачку синего «Ротманса» и, повернувшись к менту, предложил:
– Да ладно, командир, свои ж люди, покурим?
Мент молча захапал пачку, не размениваясь на поштучные мелочи, и демонстративно положил ее в карман.
К местам вернулся радостный капитан Орлов, напевая: «А ты опять сегодня не пришел». Он толкал перед собой коляску с безногим бомжом Кузей, который косил под ветеранов всех существующих войн.
Сдав его на попечение оцепления, Орлов ткнул пальцем в Цыпу с Филиппычем:
– Этих – в автобус. Товар оформить.
Их повели, Цыпа крикнул:
– Погоди! – И, вернувшись к лотку, выдернул из поштучной пачки длинную «кэмэлину», за восемь бед – один ответ.
В автобусе плотно штыняло потняками и перегаром: людей набили под завязку и только через час наконец тронулись. Привезли аж в горотдел, что тоже было странно – обычно в районном быстренько оформляли, где-то там договаривались, и через час все были уже на местах. Но только не в этот раз: практически всех приличных барыг упаковали, привезли и записали.
Народу было столько, что в обезьянник все бы не поместились, поэтому сразу погнали в актовый зал, но даже там не всем хватило сидячих мест. Цыпа быстро оценил ситуацию и залез на сцену, где в углу стояло старое пианино «Украина» с недостающими клавишами, и стал от нечего делать подбирать вступление из «Show Must Go On». Партия левой руки все никак не давалась, но времени, судя по всему, было много.
Филиппыч постоял, послушал, потом сказал, что это чересчур даже для него, и пошел по залу прояснять ситуацию. Цыпа слышал, как профессор рассуждал о гражданских правах, но не отвлекался от «квиновской» партии и собственных мыслей, в которых он стал выдающимся музыкальным критиком и уже был приглашен в телепередачу «Акулы пера», осталось только придумать яркий псевдоним, потому что с фамилией Цыпердюк не то что в акулы, в камбалы не берут.
Наконец явился Орлов. Капитан, не скрывая, носил на поясе рядом с кобурой здоровенный сотовый телефон, так что, в принципе, первым следовало бы оформить его и задать вопрос: «Откуда дровишки, дядя?» Но такие глупости, очевидно, приходили в голову исключительно Цыпе, остальным радиотелефон на поясе у милиционера внушал ужас.
Подошел Филиппыч, закрыл пианино и уселся сверху, чтобы гарантированно избежать Цыпиных неумелых пассажей. Орлов оглядел актовый зал, поморщился, отметив взглядом неработающие лампочки под потолком, и неожиданно начал хлопать в ладоши.
– Он че, на бис нас зовет? – шепотом обозначил Цыпа свое игривое настроение.
Орлов наконец прекратил персональную овацию и приступил к делу:
– Так, бродяги, але! Всем слышно? Значит, хватит, поцаревали, пора вас легализовывать, родные.
Барыги молчали, Орлов еще раз окинул всех взглядом и продолжил:
– Значит, было бы куда вас садить, вы бы все уже сидели, ясно? Потому что налоги надо платить, и не те, шо вы подумали, а нормальные.
Во как.
– Значит, теперь стоять на базаре можно только с книгами.
Цыпа тихонько засмеялся и толкнул профессора локтем:
– Слышь, ты понял, книги. Те, шо я думаю?
Филиппыч покосился сверху, явно не понимая:
– Какие книги? Запрещенные?
Профессор был на что башковитый мужик, но в некоторых вопросах был темен, шо антрацит. Цыпа разъяснил:
– Да траву книгами называют, ганджубас, понял? Ну, «траву курить» пацаны называют «книги читать».
Орлов тем временем достал откуда-то здоровенную тетрадку и поднял ее к лицу.
– Вот это, значит, товарно-кассовая книга, отныне у кого ее не будет, того тоже не будет, понятно?
Цыпа – то ли после спасительной сигареты, то ли просто в кураже – выкрикнул с места:
– Пожалуйста, помедленнее, я записую.
Орлов явно обозлился.
– Цыпа, ты, как говорится, еще за то дело не отсидел, а опять умничаешь!
Филиппыч цыкнул: тише, мол, нарвешься, но сегодня Цыпа уже настрадался, и душа требовала компенсации:
– Я, как представитель прессы, имею полное право поинтересоваться.
– Чего-о-о? – скривился Орлов.
– Повторяю, я журналист, статью вот пишу. – Цыпа встал из-за пианино и указал за пазуху, где в районе сердца грелась картонка с первой колонкой. Доставать не рискнул – доказательство товарного вида не имело.
Орлов отмахнулся.
– Так, всем пройти на стойку, оформиться и расписаться в ознакомлении. Это было по-хорошему, кто не поймет, начнем по-плохому.
Затем повернулся к Цыпе и уточнил:
– А этого умника – ко мне в кабинет.
Кураж и тут держал – Цыпа отвесил реверанс, как тот д’Артаньян, и показушно покорно сложил руки на груди: мол, делайте, дорогие товарищи, что хотите, вверяю себя вашей заботе.
Цыпу сначала подержали в коридоре, потом явился Орлов, и его завели в кабинет, оставив рассматривать окрестности. В кабинете был целый иконостас из портретов: тут тебе и Кучма; и только что снятый Мешков
В каких мирах путешествует душа человека, пока его тело спит? Могут ли души людей общаться между собой подобно тому, как люди делают это с помощью мобильных телефонов? Какие возможности открываются перед человеком, когда его душа и сознание пребывают в полной гармонии? Какая связь между душой отдельного человека и душой мира? И как один человек может спасти целый мир?
— Но… Почему? — она помотала головой, — Я как бы поняла… Но не очень. Кеша наклонился вперед и осторожно взял ее ладони в свои. — Потому что там, на сцене, ты была единственной, кто не притворяется. В отличие от актеров, ты показалась мне открытой и естественной. Наивной, конечно, но настоящей. Как ребенок.
Новый роман Владимира Маканина «Две сестры и Кандинский» — роман необычный; яркое свидетельство нашего времени и одновременно роман-притча на тему о том, как «палач обнимется с жертвой». Тема вечная, из самых вечных, и, конечно, острый неотменяемый вопрос о том — как это бывает?.. Как и каким образом они «обнимутся», — как именно?.. Отвечая на него, Маканин создал проникновенный, очень «чеховский» текст. Но с другой стороны, перед нами актуальнейший роман-предостережение. Прошло достаточно времени с момента описываемых автором событий, но что изменилось? Да и так ли все было, как мы привыкли помнить?.. Прямых ответов на такие вопросы, как всегда, нет.
«Если ты покинешь родной дом, умрешь среди чужаков», — предупреждала мать Ирму Витале. Но после смерти матери всё труднее оставаться в родном доме: в нищей деревне бесприданнице невозможно выйти замуж и невозможно содержать себя собственным трудом. Ирма набирается духа и одна отправляется в далекое странствие — перебирается в Америку, чтобы жить в большом городе и шить нарядные платья для изящных дам. Знакомясь с чужой землей и новыми людьми, переживая невзгоды и достигая успеха, Ирма обнаруживает, что может дать миру больше, чем лишь свой талант обращаться с иголкой и ниткой. Вдохновляющая история о силе и решимости молодой итальянки, которая путешествует по миру в 1880-х годах, — дебютный роман писательницы.
В карьере сотрудника крупной московской ИТ-компании Алексея происходит неожиданный поворот, когда он получает предложение присоединиться к группе специалистов, называющих себя членами тайной организации, использующей мощь современных технологий для того, чтобы управлять судьбами мира. Ему предстоит разобраться, что связывает успешного российского бизнесмена с темными культами, возникшими в средневековом Тибете.