Сопровождающие лица - [3]

На базар его пристроила мама, хоть какая-то польза вышла от ее погружения в религию. Попервах выяснилось, что у нее всегда была икона и крестик, просто лежали на антресоли, да так удачно спрятаны, что даже Цыпа во время тщательных поисков «чего б такого продать» не обнаружил. Когда православие сбросило оковы соцреализма, мать стала носить крестик поверх кофты, повесила икону над телевизором и начала ходить в церковь к отцу Валентину, который удачно совмещал распитие спиртных напитков с богослужениями в портовом храме.

Однако недолго – батюшка, бывало, просыпал службы и вообще имел слишком явную историю болезни, так что сходу проиграл конкуренцию новоявленному молитвенному дому Церкви Иисуса Христа Святых последних дней. Цыпа еще подумал, что про последние дни они тонко подметили.

Эти не то баптисты, не то мормоны появились будто из ниоткуда и быстренько забалабенили из недостроенного военторга храм. Они шли в ногу со временем, приставали к людям на улице, раздавали цветные брошюры и вообще вели, по словам Филиппыча, чья жена Лариса тоже состояла в этой церкви, «агрессивную маркетинговую политику».

В результате отец Валентин растерял бóльшую часть паствы, которой он мог предложить только личный перегар да черно-белые листочки с православным календарем, в котором встречались вопиющие орфографические ошибки типа «воскрисения Хрестова».

Новомодные богомолы настаивали на семейном подходе, но в этом конкретном случае из концепции ничего не получилось: батя сразу снял свою кандидатуру с культпоходов в молитвенный дом, заявив, что это тайный заговор против славянства, а Цыпа сходил всего один раз, после чего косил службу по любому поводу.

Да и то сходил он из чисто культурного интереса, ожидая увидеть там хор развеселых негров в лиловых балахонах, которые, дружно хлопая в ладоши и залихватски раскачиваясь, исполняют какой-нибудь рабовладельческий псалом типа «Когда святые входят в рай». Ничегошеньки подобного – в недостроенном военторге обнаружился ансамбль, состоящий всего из двух музыкантов: какой-то килькообразной грымзы за ионикой[4] и придурка Ромы из нашей школы на белом басу.

И все, даже барабанов не было, что по Цыпиному разумению являлось полной дискредитацией идеи. Более того, этот Рома по кличке Полтора Уебана был огромных размеров и малого ума. Будучи борцом-вольником, он имел все шансы пристроиться в доходное место вышибалой или солдатом-рэкетиром, а вместо этого давал свои корявые до-соль в песнях о том, как прекрасен мир и сладок Иисус.

Когда они со шпротиной начали исполнять некое подобие песенки «Итс э вандерфул лайф»[5], Цыпе зримо поплохело: пианистка так коряво лыбилась, что блевать хотелось, а Рома в своем музыкальном образовании явно не ходил дальше ритмов зарубежной эстрады в циничном изложении Сергея Минаева[6].

Посреди всего этого постного мероприятия значился какой-то главный дьякон с нехорошим лицом – бегающими глазками и гадким оскалом. Цыпа еще подумал, что такие, как этот баптист, думают, что они самые хитрые, и, случись с таким сидеть в паре в деберц[7], он сыграет только с двумя полтинниками, и то, это будет читаться по его противной роже. Цыпа бы ему полнаперстка не доверил, не говоря о целом приходе.

Что мама в них нашла, было решительно непонятно. Возможно, она просто пыталась, как и все, облокотиться хотя бы на что-то. Цыпа тогда начал строить планы втереться в доверие и слямзить новые фирменные музыкальные инструменты, но тут к маме подошла какая-то женщина и, познакомившись с Цыпой, сказала, что есть работа на базаре. Это и была Лариса, жена профессора, в беседах с которым и приходилось с тех пор ему коротать свои молодые месяцы.

1.4

Было зябко и пасмурно, на ходу Цыпа окончательно «споймал грустного» и принялся жалеть себя, потому что, если вдуматься, мало кому в истории человечества так фатально не повезло с местом и годом рождения, как ему.

Того и гляди, мог сорваться утренний дождик из породы мерзких и холодных. В такую пору хорошо бы похмеляться в теплой компании с какими-нибудь малознакомыми забавными девушками под включенный телевизор, но уж никак не идти мерзнуть на базар, чтобы отрабатывать долги посреди первого приступа никотиновой зависимости.

На подходе к остановке Цыпа увидел, как на заднюю стенку билетной кассы кто-то клеит яркое объявление, в котором зримо читались большие буквы «Ж» и «М». Неужто вместо кассы откроют платную парашу? Не, жизнь, конечно, рвала и метала всех вокруг, но туалет вместо кассы был бы явным перебором.

При ближайшем рассмотрении фигура преобразовалась в одноклассницу Кристину, девушку малосимпатичную, но активную и восторженную, от такой как раз и можно было ожидать расклейки чего угодно в сизую рань. Мама ее была каким-то советским начальством, вот и доченька сначала стала звеньевой, потом председателем совета отряда, потом комсоргом, а дальше понесло: превратилась в активистку Демократического Союза[8], после чего ударилась чуть ли не в Рух[9], а потом Цыпе уже было несколько не до новостей подобного рода.

– Ой, Димка, – взвизгнула Кристина, как бы одновременно испугавшись при развороте и обрадовавшись неожиданной и ранней встрече.