Соперник Византии - [2]

Шрифт
Интервал

Это неслыханное и невообразимо великое посольство Руси во главе с самой княгиней несло в себе огромную политическую и стратегическую основу, плод ее ночных размышлений, в которых она пришла к единственному выводу: или Киевская Русь развалится окончательно, или ее сожрет Хазарский каганат. Следовательно, война необходима. В сложившейся ситуации сталкивались интересы трех держав, стоявших на грани войны и мира и чувствующих неизбежность бойни, а неуверенность или страх перед объединенными силами с той или другой стороны предрекали или победу, или поражение. Тяжким грузом, поднятым мечом над Русью висела угроза нового нашествия Хазарского каганата. После победоносного рейда хазарского полководца Песаха, который лишил Русь не только подхода к Русскому морю[2]и влияния на черноморские города, разорил все южные земли, заключил постыдный для Игоря мир, обязал платить дань оружием и мехами, натравил на Византию и обязал держать гарнизон хазар в самом Киеве, новое нашествие грозило бы полной потерей государственности. Ныне хазары ведут себя нагло, почти на правах хозяев, сбирая дань со всех славянских племен, ранее бывших под властью Киева. Не только уличи и тиверцы, что двадцать лет назад были покорены Олегом Вещим, ныне стали союзниками хазар, но и радимичи, северяне и вятичи платят им дань. Ольга не воевала ни с кем, кроме древлян, которых наказала за смерть Игоря, а обустраивала свою землю на севере, по Мете и Луге. Но предчувствие приближающейся беды, долгие размышления о положении Руси и толкнули княгиню на встречу с императором Константином Багрянородным, ибо не дай бог объединятся Византия и Хазария, быть беде на земле русичей. И хотя Византия была далеко от Руси, а Хазария рядом, надо было исключить какую-либо помощь кагану со стороны ромеев [3] , ибо и так бельмом светилась на Дону построенная византийским архитектором хазарская крепость Саркел, которая явно угрожала и предрекала новое нашествие.

Княгиня уже давно не жила в Киеве, где разместился хазарский гарнизон, опасаясь неожиданного нападения, а пребывала в Вышгороде, буквально в нескольких километрах от столицы. Здесь она чувствовала себя спокойнее и как бы защищенной, хотя и понимала, что и это небезопасно. Но здесь она была полновластной хозяйкой и могла делать то, что не дозволено видеть чужеземцам. Улицы, что вели к княжьему дому, были заселены и постоянно заселялись мастеровыми людьми, которые с утра и до позднего вечера ковали оружие и броню. Она разводила коней и даже скупала их у печенегов, кочующих и недобросовестных соседей, враждующих с Русью и Хазарией, но послушных империи ромеев, которые не скупились посылать степнякам богатые дары. Этот союз Константинополя с печенегами тоже был целью дипломатии Ольги, чтобы склонить печенегов на военную помощь или, в крайнем случае, на неучастие на стороне хазар.

В новом, еще только наметанном на живую нитку платье княгиня Ольга действительно смотрелась намного помолодевшей и, глянув на себя в широкое и круглое посеребренное металлическое зеркало, осталась довольна. Теперь оставалось только завершить работу, закрепить все части платьев крепкой стежкой. Но не успела она сказать девкам, как отворилась дверь и появился дворский:

- Княгиня, у порога боярин Блуд, хочет говорить с тобой.

- Пусть войдет.

Как только боярин ступил в светлицу, княгиня недовольно сдвинула густые брови, вопросила:

- Что, боярин?

- Беда, княгиня... Святослав подстрелил козарина...

Сердце у Ольги оборвалось - этого не хватало, - подумалось ей, - и перед самым отъездом.

- Где это случилось?

- В Киеве, как раз у Пасынчи беседы.

- Ступай... Нет, постой. Зови ко мне, боярин, Асмуда и Свенельда.

Она опустилась в кресло и уже вслух сказала:

- Этого еще не хватало, и перед самым отъездом!

2. Киев. Уроки Асмуда

- Асмуд, ты сказал, что Филиппа убили после ссоры с сыном, Александром.

- Да, но Александр был ни в чем не замешан, - ответил Асмуд, бросив поводья и роясь в калите, отыскивая мятный корень, который он сосал вот уже второй день после похода. Облизав его, он продолжил:

- Царевич собирался в поход, кажется, на иллирийцев, когда это произошло. Тут, видимо, была замешана мать Александра, Олимпиада, потому что Филипп женился на другой, а ее отослал в свой домен, родовое имение. Убийцу тут же прикончили, и тайна осталась нераскрытой.

Лошади поднимались в гору не спеша. Отсюда открывался великолепный вид города, раскинувшегося по обе стороны реки с верхними и нижними валами и городищами, а в их шлемообразных башнях трепыхались знамена; далее виднелись дома зажиточных горожан и землянки бедного люда Оболони и Подола, и в самом низу голубая лента Днепра, уходящая до искрящейся на солнце Десны, а там вплоть до Вышгорода.

- А из-за чего они поссорились? - снова спросил Святослав.

- Все по тому же поводу. Александр присутствовал у отца на свадьбе, и родственник новой жены произнес тост в честь новой семьи в том смысле, что наконец в Македонии появятся настоящие наследники, имея в виду мать Александра Олимпиаду, которая была родом из далекой провинции. Это оскорбило Александра, тем более что он уже был объявлен наследником. Разгорелась ссора. Филипп вступился за новых родственников, но был настолько пьян, что, сделав шаг, упал. Александр покинул свадьбу, но на прощание выпалил отцу: «А еще хочешь идти в Персию, а сам не можешь пройти от ложа к ложу».


Еще от автора Виктор Константинович Алексеев
Последний бобр

Повести и рассказы о Подмосковье, о речных и лесных обитателях края. Автор сумел по-своему, поэтично увидеть этот мир, передать свою тревогу за его оскудение, за равнодушное отношение, за истребление живой красоты, ратует за бережное и уважительное отношение к природе. В книгу входят повести «Последний бобр», «Джим — победитель живодеров», «Муравьиный бог», рассказы «Щенок», «Сеятель», «Жила-была полевка» и другие.Для среднего возраста.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.