Княгиня Ольга была недовольна. До поездки в Византию оставалось чуть больше месяца, а парадное платье, в котором она должна была предстать перед императорским двором и самим императором Константином Багрянородным, было не готово. Почти каждый день она дергала портних и обслугу, выматывая их и доводя чуть ли не до слез, придираясь к каждой вытачке и складке на платье, переделывая многое, что намечала накануне и все же отправляла на переделку. Все не то и не так, как ей мысленно виделось и воображалось. Платье по дворцовым византийским порядкам и по мысли княгини должно быть строгим, без крикливых украшений, но способное выразить благородство и знатность, блеск и богатство державной особы. Задача была не из легких. Прошлой весной Ольга отправила с караваном купцов Стоивора изографа Глебова сына с тем, чтобы тот разведал и зарисовал модели платьев, которые носят ныне дворцовые дамы, ведь прошло более двадцати лет, как она впервые была в Царьграде. Стоивор справился с заданием, привез массу рисунков, даже платье императрицы, сшитое по случаю свадьбы сына Романа на красавице Феофано. Изограф и Ольга долго выбирали подходящий фасон, конечно, многое изменяя и фантазируя.
Много хлопот и стараний было потрачено на поиски материала, из которого должно было быть сшито парадное платье. Парча и иная дорогостоящая, но грубая, кричащая и нелегкая материя не отвечали ни вкусу, ни лику уже не первой молодости княгини. Требовалось что-то нежное, воздушное, но выразительное. Ни в собственных сундуках, ни на ярмарке такого не нашлось. Княгиня нервничала, теребила торговцев, которые пытались ей угодить, но все было не то и не такое, как ей мысленно представлялось. И все же нашли. Купец Дробот, прибывший из Бухары, наглый и проворный, узнав о заботе княгини, явился и с лукавой улыбкой, которая стоила многих золотых, предложил княгине два тюка материи, из которых она тут же выбрала один - небесно-голубоватый с тонкими белыми крестами. Эта материя так приглянулась ей, что она тут же приложила ее к себе и удовлетворенно улыбнулась, будто сказав всем: вот это то, что я так упорно искала. Другой тюк она долго рассматривала, думала, но взяла и его, ибо нужно было иметь еще что-то для смены туалета, а эта материя светло-салатного цвета с золотой ниткой и осенними увядающими листьями не то что подчеркивала, а выражала осознанность женской зрелости и мудрости.
Когда Стоивор, изограф, увидел эти два куска материи, он в восторге произнес:
- Лада княгиня, теперь вы будете неотразимы. И не токмо императоры, а сам Бог возлюбит вас!
Княгиня улыбнулась:
- Потому ходить будешь на каждую примерку, ибо углядеть за тщанием строг.
Также строго выбирались украшения. Изограф нарисовал на берестяном листе фигуру женщины в том самом предполагаемом облачении, в котором княгиня должна была предстать перед императорским двором, и под наблюдением Ольги вносил украшенья, соответствующие ее рангу и положению. На голове он изобразил диадему из многоцветов, накинул алый плащ-корзно с ярко-красной фибулой, на ногах красные сарматские полусапожки, носы которых украшены крупными рубинами, на руках огромные выпуклые браслеты. Ольга на какое-то время задумалась, а потом все это зачеркнула.
- Завтра принесешь два рисунка, на одном синее корзно, на другом белое. Фибула - зеленый карбункул. Вместо диадемы-мафории - широкая вязанная из золотой нити полоса, от которой вниз опускаются серебряные колты с самоцветами.
На руках не дутые, а тонкие браслеты-змеи, и потом сапожки, они должны быть выше, чтобы платье не путалось. Сапожки под цвет платья, без камней.
Когда Изограф принес два рисунка, княгиня выбрала тот, что с белым корзно, и, подумав, удлинила его до самого пола, представляя, как двое детей в ангельском обличии будут сопровождать ее, держа подол. Это была неожиданная идея, и она, впервые в истории, осталась как знамение добра и миролюбия в последующие века всех императриц. С этого дня началась швейная суета в княжеском доме, и не только у самой Ольги, но и у всех, кто должен был сопровождать ее в Константинополь. Она консультировала женщин, особенно двух княгинь, приближенную обслугу, дипломатов и купцов, о характере их парадных костюмов. Работа была ежедневной, выматывающей, но, как казалось Ольге, должна была принести то, ради чего был затеян этот долгий, изнуряющий визит русской княгини к императору Византии.
Еще надо было подумать о подарках. Эта немаловажная часть дипломатического этикета, принятая во всем мире, должна была не просто поразить дворец императора своим богатством, но возбудить воображение о неслыханной благодати, силе и возможности этой, по их представлению, варварской земли. Поэтому княжеские тиуны рыскали по торговым площадям, купеческим лавкам, разыскивая самое необычное и искусное делание русских мастеров, особо было указано на меха и рыбью кость [1] , отделанную серебром и золотом, что было неведомо ни одному государству, кроме Руси. Меха подбирали по цвету, породе животного и качеству. Ни одного не должно быть с каким-либо изъяном или небрежностью выделки, за то головой отвечали сами тиуны, ибо княгиня как могла экономила, но казна катастрофически быстро таяла. Ольга это прекрасно понимала и видела, ибо две трети дани, что она собирала со своего домена, северных земель и покоренных древлян, отдавала хазарам, а одной трети просто не хватало на оплату дружины и ведение обширного хозяйства. Но вот посольство в Византию было собрано, маршрут уточнен с опытными флотоводцами, хозяйственные припасы готовы, и на Почайне и Днепре уже выстроились лодии, готовые к отплытию.
