Соперницы - [11]
У Тёдзиро и Дзюкити родились двое сыновей. Старшему, Сёхати, старик хотел дать образование, сделать большим человеком, чтобы вернуть роду своих предков былую славу. Однако, рожденный на циновках дома гейш, Сёхати уже в начальной школе стал проявлять интерес и склонность к лицедейству. Отец крепко его за это бранил, даже трепку не раз задавал — вот до чего доходило. В конце концов не осталось иного выхода, как позволить сыну добиться успеха хотя бы на том поприще, где это было возможно. Когда мальчику исполнилось двенадцать, отец попросил актера Итикаву Дансю взять его в обучение. Сёхати получил сценическое имя Итикава Райсити, а после кончины Дансю в двадцать лет стал лицензированным исполнителем, причем столь успешным, что другие актеры ему завидовали. Однако внезапная простуда, вызвавшая воспаление легких, трагически оборвала его жизнь.
Как раз в это время младший брат Сёхати, по имени Такидзиро, — он почти уже закончил среднюю школу — попал под подозрение во время полицейской облавы на неблагополучных подростков, устроенной по всем кварталам. Получив предупреждение от властей, он был тут же отчислен из школы.
То одно, то другое — старик совсем потерял интерес к жизни, а тут еще у него случился спор с собратьями по цеху, такими же сказителями. Сердитый на всех и вся, старик вспылил, и дело кончилось тем, что он вернул свою лицензию.
Поскольку сказитель Годзан не по рождению унаследовал профессию артиста, речи его порой бывали строптивы, и коллеги его недолюбливали. Сам он в глубине души смирился с бесплодностью человеческой жизни и не настроен был относиться серьезно ни к себе, ни к окружающему миру, однако былая гордыня и причуды проявлялись помимо его воли.
Пока жив был его учитель Итидзан, Годзана приглашали время от времени на банкеты и вечера, и однажды на торжестве в честь новоселья некоего быстро разбогатевшего господина он затронул щекотливую для хозяина тему, увлекся, и красноречие довело его до провала. С тех пор он стал говорить, что выступления на банкетах не для него — требуют слишком большой осмотрительности, и потому на все приглашения частных лиц он неизменно отвечал отказом, а выступал лишь на подмостках общедоступных концертных площадок. Ведь если рассказчик не чувствует себя на сцене свободно, так, как ему самому нравится, то и другим не интересно, — считал Годзан. Если кто-то хочет послушать рассказчика Годзана, то будь он хоть аристократ, хоть иной почтенный господин — милости просим в концертный зал. Ни перед людьми благородными, ни перед простыми ремесленниками Годзан не лебезил и не подлаживался и в этом был похож на рассказчика былых времен Весельчака Сидокэна.[11] С возрастом Годзан все чаще бранил своих слушателей, от чего они только больше смеялись. Ну а слава Годзана росла и росла, и у него в зале собиралось достаточно слушателей даже в феврале и в августе, когда люди обычно не ходят на концерты рассказчиков.
Кураяма Нансо как раз и подружился со стариком благодаря тому, что долгое время был постоянным посетителем его выступлений.
— А вы не собираетесь снова выйти на сцену? Я ведь больше не хожу слушать рассказчиков после того, как вы оставили подмостки.
— Какое там! Теперь все это уже ни к чему. Мир так переменился… Разве есть у людей время, чтобы неспешно внимать речам рассказчиков?
— Да уж, не потому ли нынешняя публика ничего не желает знать, кроме кино?
— Ни сказители баллад, ни рассказчики-комики уже не нужны.
— Разве только они! С театром то же самое. И если подумать, тому есть причина. Теперь зрелища служат не для того, чтобы любоваться красотой и наслаждаться мастерством актеров. Люди хотят много всего увидеть и услышать, притом быстро и дешево и желательно в одном месте, а это возможно лишь в кино.
— Совершенно верно. Как и говорит сэнсэй, у сегодняшней публики нет желания не спеша наблюдать за мастерством актеров, вслушиваться в манеру рассказчиков. Не потому ли, хотя концертные площадки пустеют, истории сказителей, напечатанные в книгах, отлично продаются? Мне так совсем не по душе актерское мастерство на граммофонной пластинке и устный сказ на страницах книжки. Знаете ли, сэнсэй, наше искусство, да и любое искусство вообще, рождается тогда, когда исполнитель забудет обо всем, увлечется… Это настроение само собою передается и зрителям. И тогда зрители тоже обо всем забывают и в порыве чувств целиком отдаются зрелищу. Вот это и есть чудо искусства. Без единения чувств меж теми, кто на сцене, и теми, кто в зале, искусства не будет. Разве не так?
