Фойе Императорского театра было настолько заполнено гулявшими в антракте людьми, что порой даже возникала толчея. Одну гейшу, которая только-только начала подниматься по главной лестнице, чуть не сбил с ног спускавшийся сверху господин. Эти двое обменялись взглядами и удивленно воскликнули:
— Ой, господин Ёсиока!
— Ба, это ты!
— Что нынче поделываете?
— Так ты все это время была гейшей?
— Только с конца прошлого года… Опять начала выходить к гостям…
— Вот как… Давненько мы не виделись.
— Я после того ровно семь лет не работала.
— Да? Неужели прошло уже семь лет…
Прозвенел звонок, возвестивший конец антракта.
На некоторое время фойе пришло в еще большее волнение, поскольку каждый из гулявших спешил раньше других занять свое место в зале. Гейша воспользовалась тем, что теперь она не привлекала людских взоров, и, немного приблизившись к мужчине, подняла глаза и заглянула ему в лицо:
— А вы ничуть не изменились.
— Да неужели! Зато ты — помолодела на удивление.
— Вы шутите, в мои-то годы!
— Говорю же! Совсем не меняешься…
Ёсиока с неподдельным удивлением рассматривал женщину. В уме он подсчитал годы, и получалось, что если ей было семнадцать или восемнадцать в пору её первого появления в гостиных в качестве гейши и если тому миновало семь лет, то теперь ей должно было быть около двадцати пяти. Однако она, казалось, ничуть не переменилась с тех пор, как перешла из учениц в разряд самостоятельных гейш. Среднего роста и комплекции, с ясным взглядом и прежними ямочками на пухлых щеках, да еще с этим неровным зубиком с правой стороны, который становился виден, когда она смеялась, — она все еще не утратила детского выражения.
— Позвольте как-нибудь навестить вас, чтобы побеседовать без спешки.
— А какое у тебя теперь имя? То же, что раньше?
— Нет, теперь я зовусь Комаё.
— Вот оно что! Приглашу тебя, и очень скоро.
— Окажите честь!
Со сцены уже доносился стук деревянных трещоток. Комаё мелкими шажками засеменила направо по коридору к своему месту. Ёсиока точно так же поспешил налево, в противоположную сторону, однако неожиданно он остановился, как будто бы что-то вспомнив, и обернулся. В фойе слонялись без дела молоденькие театральные служительницы и киоскерши, но Комаё нигде не было видно. Ёсиока присел на первую попавшуюся скамью, закурил сигарету и невольно погрузился в воспоминания семилетней и восьмилетней давности.
После того как в двадцать шесть лет он закончил университет и еще два года проучился за границей, он вот уже семь лет усердно трудился на благо компании на своем нынешнем месте и сам чувствовал: сделано все, что было в его силах. Занимаясь акциями, он сколотил и свой собственный капитал, у него появилось определенное положение в обществе. К тому же, если вспомнить, то и повеселился он за эти годы неплохо, да и выпил столько, что лишь по счастью не испортил здоровья. Все это время он действительно был тем деловым человеком, каким с апломбом себя подавал, и за прошедшие годы ни разу не имел повода или свободной минуты, чтобы оглянуться назад. Однако сегодня вечером, случайно встретив эту женщину — первую гейшу, с которой он познакомился в студенческие годы, — Ёсиока, сам не зная почему, вдруг обратился мыслями к далекому прошлому.
Ему, наивному юнцу, гейши казались в то время восхитительными существами. Если гейша с ним заговаривала, он трепетал от неподдельного восторга. Теперь он не мог бы испытать того по-детски чистого чувства, даже если бы и захотел. Смутно улавливая доносившиеся со сцены звуки сямисэна, который сопровождал действие, он невольно вспомнил тот день, когда впервые явился в Симбаси развлекаться с гейшами, и это воспоминание так его умилило, что губы тронула улыбка. Ведь теперь, привычно предаваясь наслаждениям, он был меркантильно расчетлив в каждой мелочи — до такой степени, что открыть это посторонним было бы стыдно, да и сам он ощущал от этого странную неловкость. Умело манипулировать людьми даже в этой сфере жизни! Как отвратительно это мелочное торгашество, которого он и сам прежде за собой не замечал! Он как будто бы впервые увидел свое истинное лицо.
Да, все было именно так. Хотя еще не минуло и десяти лет со времени его поступления на службу в компанию, он уже занимал ответственный пост коммерческого директора. Но именно потому, что генеральный директор и высшее руководство признавали его редкие дарования, среди коллег и подчиненных он не был особенно популярен.
Вот уже три года он содержал гейшу по имени Рикидзи, у которой было в Симбаси свое заведение под названием «Минатоя». Однако он не был обычным доверчивым патроном, которого гейша водит за нос. Ёсиока отлично знал, что Рикидзи некрасива, — собственные глаза его не обманывали. Красотой эта женщина не обладала, зато ремеслом гейши владела безупречно. Где бы Рикидзи ни демонстрировала свое искусство, её везде неизменно величали «старшей сестрицей» и высоко ценили её таланты. Ёсиоке же, ради того чтобы ладить с людьми и успешно вести дела, по разным соображениям было удобно иметь «своих» гейш для банкетов и прочих мероприятий, а во избежание лишних трат он сделал вид, что влюблен в Рикидзи, чем и завоевал её.
