Соня, уйди! Софья Толстая: взгляд мужчины и женщины. Роман-диалог - [51]

Вот как описывает эту историю дочь Толстых Татьяна:

После обеда опять идем на палубу. Подъезжаем к Казани. Папа́ рассказывает нам о том, что он здесь жил с тетушкой Пелагеей Ильиничной и посещал Казанский университет. Так как пароход должен здесь нагрузиться углем, то он простоит довольно долго. Папа́ с двумя мальчиками решает выйти на берег. Мама́, я и младшие дети остаемся на пароходе.

Нагрузившись углем, пароход протяжно загудел, люди засуетились, бегая взад и вперед по мосткам, потом мостки сняли, и пароход двинулся вперед.

Мама́ хватилась мальчиков и папа́. Стала их искать по всему пароходу — нигде их нет. Я тоже бегала во все места, где я думала, что они могли находиться, но все напрасно — их нигде не было.

— Боже мой! — говорила мама́. — Уж не остались ли они в Казани?

Пароход в это время отплыл уже так далеко от казанской пристани, что людей на ней различить нельзя было.

Мама́ бросилась к капитану.

— Мой муж и сыновья остались в Казани, — волнуясь, говорила она. — Ради бога, верните пароход за ними. Что они там будут делать в чужом городе без денег, без теплого платья, без бумаг? Я заплачу за уголь, который будет истрачен для этого…

Капитан молча выслушал мою обезумевшую от беспокойства мать, потом подошел к рубке и четко выговорил: «Задний ход!» Пароход затормозился, закипела вода перед его носом, потом он медленно повернулся и плавно пошел обратно к Казани.

Мама́ и я стояли на палубе и с волнением смотрели по направлению к пристани. Хотя мы и предполагали, что папа́ и мальчики остались в Казани, но уверенности в этом не было. Кто знает? Могло случиться и какое-нибудь несчастье! Я молчала и не делилась с мама́ моими опасениями. Но в голове проносились разные ужасные картины…

«Илья — шалун, — думала я. — Мог как-нибудь попасть в воду. А папа́, а может быть, Сережа, а может быть, и оба вместе могли броситься его спасать… А Волга глубока! В платьях плавать неловко… Какой-нибудь пароход мог на них налететь…

Мало ли что могло случиться!..»

Мы молча стояли на палубе, каждая думая про себя свои беспокойные думы и напрягая зрение, чтобы что-нибудь увидать.

— Кажется — это они! — вдруг закричала я, увидав на пристани одну широкую фигуру и двух поменьше по двум ее сторонам. Мама́ близорука. Но скоро и она узнает своего мужа и сыновей.

— Да, да, это они! — кричу я. — Я узнаю мальчиков по их суровым курточкам. А вот теперь я вижу даже бороду папа́!

Пароход еще не причалил к пристани, как мы услыхали громкий рев Ильи. Когда он был еще совсем маленьким мальчиком, он, бывало, на прогулке всё плакал, когда няня уходила от него на несколько шагов вперед, и жаловался, что «вы меня не подожда-а-али!» Каково ему было теперь! Целый пароход его не подожда-а-ал!

Папа́ казался сконфуженным. Он быстро вошел по мосткам на пароход и прямо обратился к капитану с извинениями и благодарностью, предлагая заплатить за уголь, употребленный для лишнего плавания.

Капитан вежливо это предложение отклонил.

(Т. Л. Сухотина-Толстая. «Воспоминания»)

С такой женщиной не страшно потеряться, не страшно попасть в беду — она не успокоится, пока не вернет всех на свои места.

Так что думаю, что ее женское тщеславие вполне простительно.

П.Б./ Вы правы, Катя! Не мне судить эту великую женщину. Поэтому будем считать ее «аристократические восторги» женской слабостью. Но, как известно, наши недостатки есть продолжение наших достоинств и наоборот…

Вы меня простите, что я вас иногда нарочно провоцирую.

Иначе разговор будет слишком благостным, а это скучно.

К.Б./ Прощаю. Так даже интереснее.

Что люблю и что не люблю

П.Б./ Вот у меня к вам еще вопрос на засыпку, но без подвоха. Сохранился листок, не вошедший в Дневник, на котором Софья Андреевна расписала все, что она «любит» и «не любит».

Что я люблю:

В душе покой.

В голове мечту.

Любовь к себе людей.

Люблю детей.

Люблю всякие цветы.

Солнце и много света.

Лес.

Люблю сажать, стричь, выхаживать деревья.

Люблю изображать, т. е. рисовать, фотографировать, играть роль; люблю что-нибудь творить — хотя бы шить.

Люблю музыку с ограничением.

Люблю ясность, простоту, талантливость в людях.

Наряды и украшения.

Веселье, празднества, блеск, красоту. Люблю стихи.

Ласку. Сентиментальность.

Люблю работать производительно.

Люблю откровенность, правдивость…

Что я не люблю:

Вражду и недовольство людей.

Пустоту в душе и мысли, хотя бы временную.

Осень. Темноту и ночь.

Мужчин (за редкими исключениями).

Игру за деньги.

Затемненных вином и пороками людей.

Секреты, неискренность, скрытность, неправдивость.

Степь.

Разгульные, шумные песни.

Процесс еды.

Не люблю никакого хозяйства.

Не люблю: бездарность и хитрость, притворство и ложь.

Не люблю одиночества.

Не люблю насмешек, шуток, пародий, критики и карикатур.

Не люблю праздность и лень.

Трудно переношу всякое безобразие.

Когда я писал книгу «Бегство из рая», то показал этот документ своей маме и спросил ее: что из этого она разделяет, с чем согласна и с чем не согласна. Знаете, что она ответила не задумываясь? «Согласна со всем!» И я вдруг подумал: а может быть, Софья Андреевна действительно воплощала в себе не то чтобы идеал (идеала человеческого не бывает), но как бы некую единую женскую сущность. Не всех, наверное, женщин, но абсолютного большинства. Я, разумеется, ответить на этот вопрос не могу.