Соня, уйди! Софья Толстая: взгляд мужчины и женщины. Роман-диалог - [34]

Да, она была прекрасной хозяйкой. Это, кстати, отмечал друг их семьи поэт Афанасий Фет, который был платонически влюблен в жену Толстого (сам он в свое время женился по расчету на дочери богатого чаеторговца Боткина и не очень-то любил свою жену). Фет забавно описывает, как беременная Соня с огромной связкой тяжелых ключей на круглом от беременности животе носится по усадьбе. Я даже иногда думаю: вот был бы идеальный брак! Он — полунемец по матери, она — полунемка по отцу. Он — гениальный поэт, что отвечало бы ее сентиментальным запросам. И в то же время прагматичный помещик, такой строгий, безупречный «хозяин». Но это, конечно, из области фантазий.

Главное, что обижало Соню в ее муже, это его нечуткость к ее заботам и усердию. Она много пишет об этом в своих мемуарах. Не похвалил, не оценил, не сказал ласкового слова. Слишком суров.

Скажите, это действительно так важно женщине, чтобы муж пять раз на дню говорил: «Какая ты славная!»; «Как замечательно ты это устроила!»; «Я в восторге от тебя!»; «Что бы я без тебя делал!»? Но Толстой не был к этому приучен, это правда. Нежности и такой показной сентиментальности не было в его характере. Он был на самом деле сам крайне сентиментален, часто плакал, но в то же время некоторая суровость была присуща ему.

К.Б./ Вот удивительное дело! Ведь в письмах в тот же период Толстой невероятно нежен. Он пишет молодой жене из Москвы, где оперировали его больную руку:

Как я тебя люблю и как целую. Все будет хорошо, и нет для нас несчастья, коли ты меня будешь любить, как я тебя люблю.

(4 декабря 1864 года)

Какая женщина не растает от таких слов?! Но ведь мы знаем, такие слова люди говорят друг другу преимущественно в разлуке. В ежедневном быту, бок о бок, часто ли женщина услышит от мужчины: «Спасибо, дорогая, эта рубашка выглажена превосходно!»; «Какой вкусный обед!»; «Ты такая умная у меня!»?

Женщине не нужны бесконечные признания в любви и поцелуи. День-два это было бы приятно, а потом становится скучно. Но получать ежедневную порцию поддержки и уверений, что чувства, независимо от настроения и обстоятельств, неизменны — это очень важно! Это фундамент женской уверенности в себе. Это тот необходимый уголь, который стоит подбрасывать в семейный очаг. Именно в этом большой источник женской силы на все дела и заботы. Целый мир может сказать: «Сонечка, ты умница! Продолжай! У тебя отлично получается», но Лев Николаевич хмур, и у Сони нет сил ни жить, ни любить, ни заботиться о детях. Вот я лично очень люблю эту цитату из воспоминаний Софьи Андреевны, которая хорошо описывает процесс развития такого состояния. Про себя я окрестила его: «путь загнанной эмоции».

Странно, что он даже не поощрял меня никогда ни в чем, не похвалил нигде ни за что. В молодости это вызывало во мне убеждение, что я такое ничтожное, неумелое, глупое создание, что я все делаю дурно. С годами это огорчало меня, к старости же я осудила мужа за это отношение.

(С. А. Толстая. «Моя жизнь»)

Та-дам! Видите теперь, Павел, как опасно для мужчины может быть простое неумение выразить похвалу? А вот вам от меня вопрос на засыпку. В Дневниках за 1867 год Софья Андреевна пишет: «Сознание служения гению и великому человеку давало мне силы на все». Как вы оцените эту запись? Достаточно ли было Софье Андреевне одного «сознания служения»?

Она — сама

П.Б./ Как принято говорить в интервью: «Спасибо за хороший вопрос». Да, это очень правильный вопрос. Больше того, это главный вопрос, который меня интересует в связи с Софьей Андреевной. Я ведь не «софьевед», я — биограф Толстого. Я потому и отказывался писать ее биографию, что считаю: это не моего ума дело, это задача — женщины-биографа.

Но если хотите знать мое мнение о Софье Андреевне, то я его отчасти высказал в начале нашего разговора. Для меня самое удивительное, что эта женщина смогла написать свою биографию на полях жизни великого человека. Сейчас я бы даже поправил: не на полях, а буквально в тексте его биографии, да так, что эти два текста не разорвать, это — один цельный текст. Забегая вперед скажу: даже после «духовного переворота», когда Толстой отшатнулся от семьи, а семья — от него, когда в его жизни появился «милый друг» Владимир Чертков, который полностью разделял его взгляды и стал его неоценимым помощником, Софья Андреевна не уступила ему ни пяди земли на своем поле. Она продолжала оставаться главным человеком в жизни Толстого. Она с ним спорила, она с ним конфликтовала, она, в конце концов, вступила в войну с Чертковым, но она осталась главной фигурой возле Толстого.

При этом я не могу не признать, что, да, основной своей целью она ставила служение гению. И ей это удалось. Как бы Толстой ни страдал от непонимания ею его новых духовных взглядов, он не мог без нее обойтись. Так она устроила его жизнь. Каждое утро, проснувшись, он реально нуждался в ее помощи и поддержке. Чтобы миндальный кофе с калачом уже ждали его в определенном месте. Чтобы на завтрак, обед и ужин ему подали что-то вегетарианское. Чтобы в болезни ему была оказана помощь и вызван нужный врач. И так далее, и так далее.