Соната единорогов - [3]

— Что это у вас? Покажите.

Поклонившись еще раз, Индиго вручил ему серебристо-синий рог. Джон Папас медленно принял его и, не сводя с юноши глаз, пробежался пальцами по поверхности рога — отсутствие пальцевых отверстий явно удивило его. Поднеся рог ко рту, он подул над единственным отверстием, потом в него, поначалу легко, но когда не услышал ни звука, сильнее, надувая щеки, прикрывая отверстие языком. В конце концов, — раскрасневшийся и, что вполне понятно, рассерженный, — сказал:

— Так. Давайте еще разок.

По-прежнему улыбаясь, Индиго взял рог.

— Я думаю, он не всякому дается.

Подняв рог к старомодной фрамуге над входной дверью, он заиграл мелодию, простую, как пение птицы, настолько незамысловатую, что Джой испугалась так, как и вообразить-то прежде не могла. Что-то закололо в корнях волос на ее шее, губы и щеки болезненно онемели, желудок стянуло в холодный ком. Но музыка танцевала, изливаясь из Индиго в рог, не испытывая нужды в формирующих и направляющих ее пальцах: миг — и в ней слышался жестяной детский свисток, другой — снова далекий голос, наполовину посмеивающийся над собственной музыкальностью, искушающий и в то же время дразнящий.

Джон Папас, стоявший бок о бок с Джой, дышал, как бегун, губы его обвисли, голова двигалась за музыкой. Когда музыка закончилась, он спросил, хрипло и негромко:

— Что это? Где вы его взяли?

— Он мой, — ответил Индиго. — Но попал сюда издалека.

Джон Папас сказал:

— Синтетика, иначе и быть не может. Ничто в природе не способно создать подобный звук. Уж я-то знаю, мальчик, это мое ремесло.

Не ответив, Индиго сделал такое движение, словно намеревался вернуть рог под ветровку. При этом Джон Папас ахнул, негромко и хрипло, словно его ударили в живот. За полгода почти, прошедших с дня, когда Джой впервые забрела в его магазин, она ни разу не слышала, чтобы он издал такой звук, и не видела ничего подобного нагому желанию, застывшему теперь на его лице. Медленно, он спросил:

— Что вы за него хотите?

Протянув руку, чтобы снова взять серебристо-синий рог, Джон Папас смахнул на пол картонную чашку, и Джой с опозданием поняла, что он сдержал обещание принести ей кофе. Кофе выплеснулось на пол у ее ног, обожгло лодыжки, но она и не пошевелилась.

Джон Папас с силой потряс головой, словно пытаясь пробудиться от навязчивого сна. И произнес медленно, с заметным теперь греческим акцентом:

— Я куплю. Скажите, сколько вы хотите.

Индиго поколебался, похоже, его впервые застали врасплох.

— Он обойдется вам очень дорого, мистер Папас.

Джон Папас облизал губы. И произнес:

— Я жду.

Индиго по-прежнему выглядел неуверенным, даже встревоженным, и Джон Папас сказал, на сей раз с нажимом:

— Ну, давайте, давайте, что вы за него просите? Сколько?

— Золото, — сказал юноша. — Мне нужно золото.

Джон Папас уставился на него и Джой тоже. Индиго немного отступил назад, ухватив рог покрепче. И сказал:

— В моей… в моей стране денег не существует, там не покупают и не продают за листок бумаги, как здесь, у вас. Но я много путешествую и вижу, что все и всегда хотят золота, повсюду. Вам придется заплатить мне золотом.

Джой расхохоталась:

— Да у мистера Папаса нет никакого золота. Кто он, по-вашему, пират?

Индиго повернулся к ней, и она отступила на шаг.

— Ни у кого больше нет золота, — сказала она. — Господи-боже, оно только в книжках и осталось.

Однако Джон Папас протянул руку, чтобы угомонить ее, и резко вымолвил:

— Подожди, девочка, и помолчи, — и затем снова к Индиго: — Так. Сколько золота?

Улыбка Индиго и его холодная самоуверенность вернулись почти мгновенно.

— А сколько у вас есть?

Джон Папас открыл рот, но тут же и закрыл его. Индиго сказал:

— Если золото — редкость, то рог — редкость еще большая. Поверьте мне.

Прежде чем кивнуть, Джон Папас долгое время вглядывался в него. «Подождите» — сказал он и ушел в темноту мастерской. Джой услышала как открылась и закрылась дверь крохотной угловой кабинки, служившей ему кабинетом. Чувствуя себя с Индиго неловко, как будто ее оставили развлекать скучного родственника, она смотрела мимо него, стараясь не встречаться с его нагоняющим тревогу взглядом. За витриной магазина виднелась плоская, горячая улица с мелькающими машинами, странно редкими, они налетали, разрастаясь в размерах, и уносились, уменьшаясь, точно кружащие в аквариуме рыбы. Освещенный кривоватой улыбкой Индиго, уныло знакомый мир за окном начинал казаться таким же нереальным, как тот, в который что ни день удалялись ее мать и отец. Джой обрадовалась, услышав шаги возвращающегося Джона Папаса.

— Золото, — сказал он. — Вы хотите золота, мальчик? Папас покажет вам золото.

Под мышкой он нес деревянный ящик, длинный, мелкий, вроде тех, с какими ходят художники, и даже пятна и мазки краски виднелись на его боках. Когда Джон Папас поставил его на прилавок, Джой услышала как что-то звонко осыпается, соскальзывая внутри, и почувствовала, что дыхание обдирает ей горло. Джон Папас вставил ключ о двух бородках туда, где, казалось, не было никакой скважины. Замок, когда повернулся ключ, не издал ни звука. Джон Папас откинул крышку и Джой увидела, что ящик наполовину заполнен старыми монетами размером от десятицентовика до доллара. На некоторых различались узоры и рисунки, другие стерлись до гладкости стеклянного шарика, но все отливали грязноватым, желто-коричневым цветом, цветом латунных накладок ящика. От монет чуть веяло сыростью, хоть они и были совершенно сухи, попахивало землей.