Соломенный кордон - [6]

Только тут Потап сообразил, что тетка договорилась с матерью и та отдает его в город. На душе у Потапа потемнело, как бы там ни было, но для матери в доме он всегда был помощником. То хворосту из лесу натаскает, то навоз из-под коровы уберет, то плетень подновит, да мало ли дел найдется старшему сыну, когда в семье нет отца.

Потап почувствовал, как в груди у него нарастает протест, обида на мать. Он уже собрался взбунтоваться, но увидев, как ловко упрятала тетка в бездонный рюкзак все, что принадлежало ему, пересилил себя, несколько раз теранул ладонью подмокший нос и стал собираться в дорогу.

Уложив вещи, по старинному обычаю, чтобы путь был удачным — все сели.

«Мамка еще пожалеет, она еще примчится за мной», — думал Потап. Хоть и помогают ей младшие, да не так, как я...

Кое-как простившись с матерью, братьями, Потап забежал проститься к Петьке. Тот, узнав, что его друг уезжает сейчас в город, равнодушно потряс ему руку, приказал купить рыболовных крючков и лесы, даже не проводил Потапа за ворота.

«Петька думает, что уезжаю я в город на каникулы, не насовсем, — решил Потап. — Сказать ему? А что, если я через неделю вернусь? Мамка приедет и заберет. Нет, лучше промолчу».

Потапу запомнилась и дорога в город. Маленький желтый автобус, нос у которого был как у простого грузовика, подбрасывало на ухабах, качало из стороны в сторону, и он полз, словно по волнам.

Пассажиры крякали, чертыхались, ойкали.

— И когда только будут у нас хорошие дороги? — спросил кто-то из пассажиров.

Шофер с потемневшей от пыли шеей, услышав голос пассажира, не поворачивая давно не стриженной головы, покачал ею из стороны в сторону, заговорил:

— Спрашивать мы все умеем, а вот беречь не могем. Вот от Прудков хорошую дорогу настлали?

— Хорошую, — согласились с шофером пассажиры.

— Ну вот, а сейчас какая она стала? Тракторист Микеша, как только выпадет случай, так и взбирается на своем «ДТ» на асфальт. Нет чтобы по грунтовой. Вот и размолол асфальт, а теперь что там за дорога?

— Лестница, одним словом, — опять поддержали разговор из салона.

— Так вот я и спрашиваю вас, можем мы хозяевами быть? Какой там!.. — шофер явно разошелся, он взял баранку одной рукой, а другой стал жестикулировать в такт своему рассказу.

Потапу нравилось, что он сидит так близко к шоферу и тот вроде обращается только к нему:

— Значит, не можем мы беречь ни свое добро, ни народное. Ну, это еще не все, слушай дальше. Случилось надысь этому Микеше захворать. Приступ его оглаушил, скорючил в три погибели. Еду я на первом рейсе, автобус кидает, пассажиры взвиваются, как зайцы, и вдруг у этих самых Прудков женщина — шасть на дорогу, чуть под колеса не угодила. Я матерком ее, так твою растак твою, ворона! А она мне со слезой: «Голубчик, говорит, мужа маво приступ прижал. Фельшарка говорит — в больницу в район срочно надо, а где ее, машину, в такой час достанешь? Ты уважь, сердешной, помоги, голубчик! Он ведь свой тебе брат, шофер тоже. Я те на белоголовку не пожалею...» Я ее в автобус — и к дому. Пассажиры в основном молчат, Только один старикашка заблеял: «Это что, «скорая помощь», что ли?..» Но его никто не подогрел, заглох он.

Захожу я в избу, а на диване Микешка узлом завязывается и так и эдак. Ну, я подсобил его к автобусу дотащить, впихнул его, поехали. Пассажиры лучшее место ему. «Давай поскорей! — просит жена. — Я те не белоголовую — «Московскую»!»

Погнал я. Как начало нас встряхивать, все кишки перематываются. Посмотрел я на бедолагу, и душа темная стала. Уж я подсказал пассажирам, чтобы его мужики на руки взяли...

Автобус так бросило, что шофер на минуту прекратил рассказ и крепче вцепился в баранку.

— Довез-то? — не вынес паузы Потап.

Шофер кивнул головой:

— Довез. Душа в чем держалась. Благодарит меня жена его и троячку сует на белоголовку. А яе й — Микешке прибереги, очумается, поставишь ему, пусть только на своем тракторе боле по асфальту не лупит. А Микешка услышал разговор, открыл глаза и эдак тоненько да жалобно:

— Не буду, браток, век не буду асфальту колоть... Че таиться, нравилось мне. Бывало, прешь по нему на «ДТ», а гусеницы его, как мармелад, плитками так и режут... Жив останусь — век по грейдеру буду гонять... Дороги — они наше добро. И беречь их всем полагается...

Шофер довольно кашлянул, достал часы.

В салоне пассажиры каждый на свой лад стали обсуждать рассказанное. Мужики восхищались тем, что водитель такой памятливый малый, а женщины и старухи восторгались душевностью шофера:

— Хороший парень, этот шофер, единожды он... — и пошли байки о его подвигах.

У водителя от удовольствия краснели уши и даже на землистой шее играл темно-бурый румянец.

Тетка посмотрела на Потапа своими кроткими глазами и сказала:

— Учись, Потапка, у хороших людей дело понимать...

Потап подумал, что тетка его склонна к нравоучениям и что ему туго придется.

И вот сейчас Потап стоял на автобусной остановке в огромных желто-коричневых ботинках — подарок тетки — и с нетерпением ждал свой автобус. Он представлял, как подкатит автобус, в котором он уехал из своей деревни.

Потап в первую очередь узнает шофера и, поздоровавшись с ним, как с близким человеком, напомнит ему рассказ о Микеше. Интересно, колет сейчас Микеша асфальт на своем «ДТ» или держит слово, данное шоферу, крепко?..