Соломенный кордон - [103]

— Где же Савелий Фомич? Партизан где?

— К сыну на Север уехал.

— Угу, — гукнул старичок, дескать, все понятно, опять застучал молоточком, очень точными, плотными ударами.

В женщинах, проходивших мимо, я узнал Надежду и ее мать. Надежда, отстав немного, всматривалась в ту сторону, где паслись коровы. «Меня высматривает».

Старичок легонько брусочком пошаркал по косе и протянул ее мне:

— Готова дочь попова...

— Сколько вам должен?

— А нисколько. Я с Чикириндой сочтусь.

— Как с Чикириндой?

— А так. Спасибо, паря, мне на ету тему с бабами приятней гутарить.

Он встал, маленький, сухонький, похожий на белозубого турухтана. Модная нейлоновая куртка, белая рубашка, темные брюки в полоску и большие серые валенки с глубокими галошами — так был одет старичок. Кивнув мне на прощанье, он поскургыкал к каким-то женщинам.

Среди высокой травы белели косынки, кофты, торчали вихрастые головы мужиков.

Пока я соображал, как мне быть дальше, со стороны села подкатил «газик», из него вышел Виктор Ведрин в голубом спортивном костюме. Увидев меня, он вытащил из багажника косы и направился ко мне.

Почти все утро Виктор учил меня косить. Мы работали рядом, он то и дело останавливался, подсказывал, чтобы я не рвал косу, не захватывал много травы, косил без напряжения.

— Быстро устанешь, если так будешь напрягаться.

Но я уже устал, усталость все больше и больше сковывала мышцы, и я крепился из последних сил, старался отвлечься. Сочные стебли, подсекаемые косой, как бы приседали и в тот же миг отбрасывались в сторону, обнажая зеленовато-желтые корневища, сквозь которые просвечивал влажный чернозем.

Виктор понял, что я устал.

— Коровы твои как разбрелись. Пошли, подвернем и кваску у бабки Чикиринды попьем, очень пить хочется.

Бабка показала, где стоит у нее квас, и поспешила к своим большим котлам, в которых она готовила обед для всех, кто находился на лугу.

Жара усиливалась, косить перестали. Одни пошли в тень под стог, другие к речке. Под стог подвезли в деревянной бочке родниковую воду.

— Надо попить, пока холодная, — сказал Ведрин.

— Только пили и опять пить.

— А мы не сразу, отдохнем, до обеда подремим.

У бочки с водой я увидел старичка, который отбивал мне косу.

— Вот видишь, и Сверчок-старичок тут как тут. Сейчас затеет разговор, как было раньше, что на этих лугах они брали по сто пудов сена с гектара.

Сверчок-старичок налил из бочки большую глиняную кружку воды, и редкими глотками отпивая, внимательно осматривал телегу. Под стогом среди людей я заметил Надежду, ее мать и Чикиринду.

— Ну, что это за телега, скрипит, оси горят, а сбруя — кобыле и той стыдно, — вслух рассуждал Сверчок-старичок. — До-ожили! Вот раньше, если бы я имел такую телегу, мне бы хватило ее на десять лет, а то и больше...

— Откуда телега будет хорошая, — перебила старичка Чикиринда, — работал на ней Андрей Семенов месяц и ни разу не смазал...

— Чем смазать, носом, что ли? — взвинтился Андрей Семенов, который оказался тут же.

— Нечем? Ишь ты, нечем, банку-то с солидолом домой уволок.

— А ты не волокешь! — выкрикнул Семенов.

— Волоку, но не то, в чем артель нуждается. Ты кроме банки с солидолом и супонь с чересседельником уволок. Супонью вот портки подвязал, а чересседельник небось бабе отдал...

— Ха-ха-ха! — раздался залп смеха. — Ай да Чикиринда, ну и бабка, все знает! Сы-шик заокиянский!..

Андрей Семенов на всякий случай одернул рубаху.

— Дак что же ты рубаху одергиваешь! — наступала Чикиринда. — Ну-ко, покажи, штой-то там у тебя за ремень?

Андрей Семенов еще раз одернул рубаху, недобро зыркнул на Чикиринду, зло сплюнул и повернулся к Сверчку-старичку.

— А ты, дед, спомни, как сам работал в колхозе? Спомни, как удобрение зимой возил и кучами с воза спихивал?

— Я же тогда со-овсем окоченел, замерз со-овсем. И не знал я, что добрение это пользу дает...

— Окоченел, замерз! — возликовал Андрей Семенов.— А поле все в лишаях было — это замерз?! А государство, а колхоз за удобрение деньгу какую отвалил? Результат каков? Там, где ты его свалил, вся озимь погорела! — торжественно заключил Семенов.

— Что ты, дядя Андрей, вспоминаешь такой давний случай? — вступилась за Сверчка Надежда.

— А ты, ты чего встряешь? — Андрей Семенов совсем распалился. — Все вы сейчас грамотеи пошли, научили вас, так вы рады, лезете стариков учить, а сами во что делаете! Из колхозов бежите? Небось вон сколько из села умотало!

Надежда виновато потупилась.

— И ты туды же рыло воротишь! — почти взвизгнул Семенов.

— А чего же ты, лешай седатый, свою дочь в город выпроводил? — вмешалась Чикиринда.

Этот случай вспомнился сразу. Утром, как всегда, я собирал стадо. Бригадир на председательском «газике» мотался по селу, распределяя рабочие наряды. Я видел, как он остановил девушку с чемоданом, которая шла с седоволосым мужиком — Андреем Семеновым.

— Все же едешь? — спросил девушку бригадир.

— А что ж ты думаешь? Если не дал справку, так я сидеть в колхозе буду! Уеду и без ней, не имеешь права молодежь в селе держать! Тожеть мне еще!

— Таких, как ты, надо еще в пролетарском котле варить, — повторил бригадир газетную фразу.