Солнечный круг - [15]

Я застонал:

— Это не я думаю! Это думает судья Жаррикес! Не мог же Витька сам придумать этот шифр, он его наверняка откуда-то слямзил! И скорее всего — из «Жангады».

— Это роман Жюля Верна? Ах, вот он! Ну-ка, дай сюда…

Чиркая карандашом на полях, отец внимательно перечитал главы, где судья разгадывает шифровку, и задумался.

— Слушай, Тима, давай рассуждать логично. Записка адресована тебе, я такие не получал уже лет двадцать. Она должна начинаться с обращения и заканчиваться подписью. Факт?

— Может быть, — уклончиво ответил я.

— Что тебя во дворе называют Тимофеем — исключается. — Он хитро взглянул на меня, я засмеялся. — Как тебя дразнят?

— Тимох.

— Гм… Не так уж плохо. Меня в детстве дразнили «Каланча».

— Почему? — удивился я.

— Кто его знает. Наверно, потому, что долговязым был. Ну, ладно, не будем отвлекаться. Предположим, записка начинается со слова «Тимох». А как она может быть подписана?

— Писал Витька, я в этом почти не сомневаюсь. Дразнят его «Крыса», «Рыжий»…

— «Крыса» — это от фамилии? Ну да, Крысевич… Глупо и обидно. Не думаю, чтобы он подписался такой кличкой. Остаются «Рыжий» и «Витька»… Добавим на всякий случай сюда «Виктор», хотя это весьма и весьма сомнительно. Итак, первые пять букв шифровки должны соответствовать слову «Тимох». Что мы там имеем? «С Д Г А Д…», где «С» — это «Т», «Д» — «И», «Г» — «М», «А» — «О»…

— А куда ты второе «Д» денешь? — ехидно спросил я. — Не может же одна буква обозначать и «И» и «X»! Это будет совсем другой шифр, цифровой! Тот, каким судья Жаррикес в конце концов и прочел записку.

— М-да, не пойдет… Ну, а слово «Рыжий»? Все пять последних букв разные: «Я, О, В, С, Е». Попробуем?

— Валяй, — уныло пробормотал я. — У меня уже голова раскалывается. Хоть бы какой намек на ключ… Бессмыслица…

— Вообще ты, конечно, прав, — согласился отец, торопливо записывая буквы. — Но ведь наши дешифровальщики находили ключи к самым сложным шифрам важнейших немецких документов… Опять ничего не вышло. Проверим слово «Витька».

— Так то — дешифровальщики, а то — мы с тобой, — вздохнул я.

— Так то — матерые фашистские разведчики и штабисты, а то — ученик шестого класса, — усмехнулся отец.

И так, усмехаясь, он составлял и переставлял эти проклятые буквы, и постепенно улыбка начисто сползла с его лица.

— Ничего не получается, — наконец признался он. — Использовать цифровой метод, не зная, какие цифры выбрал тот, кто писал записку, — дело безнадежное: можно набрать сотни и сотни тысяч вариантов. Чтобы все их проверить, нужна электронная вычислительная машина, на это даже самой длинной человеческой жизни не хватит. Так что, сынок, не огорчайся, давай лучше расшифруем нашу колбасу, думаю, что с этим мы справимся гораздо успешнее. А потом ступай к Виктору и скажи ему, что посылать друзьям шифровки без ключа — это просто… гм… не годится.

Отец отодвинул листки в сторону и нарезал колбасу. Пахла она так аппетитно, что я потянулся за куском. Задел рукавом записку и совершенно отчетливо увидел слово: «сегодня». Это было настолько неожиданно, что я зажмурился и замер, так и не дотянувшись до колбасы: а вдруг открою глаза и ничего не увижу!

— Хлеба возьми, — сказал отец, — и не стой столбом: голодный останешься.

Я осторожно приоткрыл глаза и в узкую щелочку разглядел все то же: «сегодня». Оно никуда не исчезло, не растворилось, не испарилось, но я на всякий случай прочел еще несколько слов, чтоб уж быть абсолютно уверенным, что разгадал шифр правильно, а потом бессильно шлепнулся на стул и захохотал, завизжал, зарычал, замолотил ногами по полу…

— Что с тобой, Тимка? Опять эта шифровка?

— Какие же мы, папка, дураки, — простонал я. — Считали, переставляли, придумывали разные системы… Да Витьке они и не снились! Это же обыкновенный зигзаг, шифр для первоклассников. Зигзаг, понимаешь?

— Ничего не понимаю. — Отец пожал плечами и потянулся к шифровке, но я быстренько сунул ее в карман.

— Извини, но это — секрет. Я не имею права его раскрывать. А шифр я тебе объясню на любом примере. Я почему-то сразу не обратил внимания, что буквы написаны в два ряда. Видал, строчки стоят одна под одной, а между рядами — две пустые клеточки. Теперь берется любая фраза. Например: «Сегодня папа едет в командировку», — и записывается в две строчки, вот так:

с г д я а а д т к м н и о к

 е о н п п е е в о а д р в у.

Сообразил, как ее надо читать? По диагонали, вверх-вниз, вверх-вниз… А следующая фраза заполнит промежутки, и, если читать не зигзагом, а подряд, получается бессмыслица. Понятно?

— Понятно, — улыбнулся отец, щедро намазывая колбасу горчицей. — Все гениальные изобретения и открытия обычно предельно просты. Но я сегодня действительно уезжаю в командировку. Я уважаю твои секреты, однако, согласись, должен хотя бы знать, что в них нет ничего дурного. Иначе я просто не имею права уезжать.

— Я тебе даю честное слово, что в этом нет ничего плохого, — в рифму, почти как Витька, сказал я. — Поверь, я охотно дал бы тебе это прочесть, если бы не приказ. Это ведь не мой секрет…

— Ладно, ладно, — отец подвинул мне бутерброд, — я тебе верю.

В записке было написано: «Сегодня в двадцать один третий тринадцать вниз два длинных три коротких пароль щит и мечь ответ черная стрела шифровку уничтож немедленно все». Слова «меч» и «уничтожь» были написаны с ошибками. Теперь я мог голову дать наотрез, что автор шифровки — Витька, хоть он под ней и не подписался.