Солнечная палитра - [3]

— Дядя, милый, когда же вы приведете Александра Андреевича?

Он и не надеялся, что художник заговорит с ним. Ему только хотелось увидеть его лицо, услышать его речь. Он даже выбрал кресло, куда усадить дорогого гостя, и мечтал, когда тот уйдет, тут же по памяти нарисовать его портрет.

Между тем приезд художника все откладывался. Александр Иванов, видя равнодушие зрителей к подвигу всей своей жизни, глубоко и болезненно страдал, поэтому избегал новых знакомств и встреч. Но Федор Васильевич все же собирался его уговорить и привезти к Поленовым.

Однако Вася так и не дождался желанной встречи. Как только настало лето, Дмитрий Васильевич отправил всю семью в деревню. А вскоре он написал письмо, в котором сообщал о скоропостижной смерти художника.

Скончался тот, кого так пылко мечтал увидеть Вася. Велико и неутешно было горе мальчика; он ходил как потерянный…

И тогда, в то лето, зародилась в его душе дерзкая мечта: он будет так же неустанно трудиться, как Александр Иванов, и напишет картину, подобную «Явлению Христа».

Боготворивший мать, Вася поведал ей о своей сокровенной мечте. Мария Алексеевна отнеслась к признаниям сына с большою серьезностью. Она предупредила его: одного таланта недостаточно, нужны долгие годы учения, чтобы добиться совершенства кисти Иванова, всю жизнь отдавшего искусству.

Вася решительно ответил, что много думал о предстоящих трудностях, но они его не страшат. И мать обещала всячески поддерживать его честолюбивое стремление.

2. Детство

Я в наследство от матери получил талант — это скажет потомство — и страстную любовь к живописи…

Отец мало рассказывал о своей жизни, но любил рассказывать о Греции.

Из рассказов художника

Мария Алексеевна Поленова много времени и внимания уделяла детям. У нее была привычка с самого их рождения заносить в специальную тетрадь краткие заметки об их поступках, характерах. Она записывала разговоры детей, различные происшествия из их жизни и особенно подробно вела дневник о старших близнецах — Вере и Васе. По этим заметкам она написала впоследствии книгу «Лето в Царском Селе»^[2]. Там несколько глав посвящено Васе.

Чуть ли не с двух лет мальчик пристрастился к рисованию: глубокомысленно водил палочкой по песку, углем по стене, карандашом по бумаге.

Когда Васе исполнилось пять лет, он с братьями и сестрой побывал однажды в зверинце. Вернувшись с прогулки, он украдкой от всех забрался в кабинет отца и, улегшись на животе на полу, забыв обо всем на свете, стал рисовать по памяти слона. И до чего похоже получилось: четыре тумбы — ноги, два лопуха — уши и хобот завитушкой. Мать долго берегла этот первый с живой натуры рисунок сына.

Мария Алексеевна и сама любила в свободные минуты писать акварелью небольшие портреты друзей и родных, писала изящные пейзажи. В молодости она была ученицей художника К. А. Молдавского, ученика К. П. Брюллова.

Заметив у старшего сына любовь к рисованию, она очень обрадовалась. Внимательно разглядывая неровные, беспорядочные карандашные контуры, она старалась угадать, что же он хотел изобразить.

Все больше и больше Вася увлекался рисованием, и каждый его новый набросок выходил выразительнее, четче.

«У Васи безусловно способности художника», — решила про себя Мария Алексеевна и, чтобы поощрить сына, сама стала давать уроки рисования своим старшим детям.

* * *

Отец, Дмитрий Васильевич, вывез из Греции не только собрание античных редкостей, но и большую любовь к древней Элладе.

Нередко по вечерам, усадив вокруг себя детей, он доставал изданную в Германии книгу с гравюрами и, показывая изображения древнегреческих статуй и храмов, говорил о бессмертных подвигах эллинов.

Младший сын, Костя, во время этих бесед явно скучал. Второй, Алеша, любил слушать рассказы о подвигах, о битвах, а рассматривать по многу раз одни и те же картинки ему надоедало. Дочка Лиля сидела затаив дыхание, но она была еще мала и далеко не все понимала.

Зато старшие, близнецы Вася и Вера, слушали отца с большим вниманием. Вера, умненькая, живая девочка, сдерживая себя, затихала. А Вася порой вскакивал, переспрашивал, просил подольше останавливаться на каждой картинке. Его выразительные черные глаза пытливо всматривались в лицо отца: мальчик нетерпеливо ждал новых рассказов.

Как-то, разбирая старые бумаги, Дмитрий Васильевич нашел свои письма из Греции к покойному отцу.

Дед Васи, Василий Алексеевич Поленов, служил директором Государственных архивов и был известен в Петербурге как большой любитель и ценитель искусств. Дмитрий Васильевич, выполняя просьбу отца, регулярно писал ему из Греции подробные письма.

Однажды он прочел десятилетнему Васе выдержки из этих своих пожелтевших от времени писем.

«Я сто раз видел Акрополис и Парфенон, но не помню, чтобы, вышедши из дому с посторонним намерением, я не взглянул на него, и всегда с каким-то уважением и удивлением. А сколько раз случалось посвящать нарочно несколько часов, чтобы насмотреться на этот изящный, величественный памятник природы и искусства…»

И в другом письме о К. Брюллове, посетившем Грецию:

«Я был вместе с ним в Акрополисе в первый день его приезда; когда мы взошли на холм и Парфенон открылся перед нами, он воскликнул, всплеснул руками и остановился как бы в положении молящегося… и начал потом разбирать его красоту. Он признал, что невозможно и никто еще не достиг до того, чтобы соединить эту необыкновенную простоту в частях с таким величием и легкостью. Мы не слушали сухих объяснений двух археологов, бывших с нами, но я гораздо более понял этот памятник из немногих слов Брюллова, нежели из всех слышанных ученых и неученых рассуждений об этом храме…»