Солнечная константа ; Песчаная смерть ; Болото вверх тормашками - [12]

Он почувствовал, что Херндон неотрывно смотрит на него. В его глазах отражался почти священный трепет. Но один из техников сказал:

— И как долго будут сохраняться эти облака?

— На такой высоте три-четыре дня, — ответил ему Бордман. Ночью это не слишком поможет, но они должны собирать энергию, когда на них светит солнце.

Человек стоящий сзади воскликнул:

— Хоп! — И потом добавил: — Пошли!

Но кто-то лихорадочно сказал:

— А что ты собираешься делать? У тебя есть рабочие чертежи? Кто будет делать бомбы? Кто чем займется? Давайте распределим роли!

Наступило замешательство и Херндон исчез. Бордман подозревал, что он отправился к Рики чтобы она передала его теорию по коду на Лани-2. Но не было времени остановить его. Этим людям была необходима подробная информация и прошло полчаса прежде чем ушел последний из них с наспех набросанными эскизами. К тому же некоторые возвращались, требуя новых объяснений, да приходили и другие которые требовали дать работу и им.

Когда он наконец остался один, Бордман подумал: «Может быть это сработает, потому что позволит посадить Рики на судно Надзора. А они думают, что это сможет спасти людей на их планете!»

Но скорее всего нет. Получение энергии от солнечного света это получение энергии и ничего больше. Получите ее в качестве электрической энергии и останется меньше тепла. Нагрейте одно место электричеством и во всех остальных местах станет холоднее. Таков закон. В условиях колонии это не имело особого значения, но на их планете разница была существенной. Чем больше старались сохранить тепло тем больше тепла требовалось… И снова это может замедлить смерть двадцати миллионов жизней, но никогда, никогда не предотвратит ее…

Дверь мягко открылась и вошла Рики. Она стала смущенно.

— Я только что закодировал то, что Кен приказал мне отослать домой. Это… это решит все проблемы! Это чудесно! Я хотела сказать тебе!

— Будем считать, — сказал Бордман в отчаянной попытке воспринимать все происходящее небрежно. — Что я отвесил глубокий поклон.

Он попытался засмеяться. Но ему это не удалось. И Рики внезапно глубоко вздохнула и посмотрела на него с новым выражением.

— Кен прав, — сказала она мягко. — Он говорит, что ты не можешь быть удовлетворен. Ты недоволен собой даже сейчас, правда? — Она улыбнулась. — Но мне больше всего нравится то, что ты не умеешь ловчить. Женщина смогла заставить тебя совершить невероятное. Я!

Он посмотрел на нее. Она улыбалась.

— Я, даже я, по всяком случае могу представлять что я помогала бороться со всем этим! Если бы я не сказала, пожалуйста измени факты, которые мне не нравятся, и если бы я не сказала, что ты большой и сильный и умный… Я собираюсь говорить тебе об этом всю свою оставшуюся жизнь. Я помогала тебе сделать это!

Бордман сглотнул.

— Боюсь, — сказал он, — что это снова не сработает.

Она склонила голову на бок.

— Нет?

Он смотрел на нее сочувствующе. И затем с удивительной сменой эмоциональной реакции он увидел, что ее глаза полны слез. Она топнула ножкой.

— Ты чудовище! — воскликнула она. — Я пришла сюда и… и если ты думаешь, что меня удастся запихнуть в безопасное место даже не сказав мне, что я «очень нравлюсь тебе», как сказал мой брат, или например, что я «настоящее чудо»…

Он был ошарашен тем, что она знает. Она снова топнула ножкой.

— Черт бы тебя побрал! — воскликнула она. — Неужели я должна просить, чтобы ты поцеловал меня?

В ночь перед запуском Бордман сидел рядом с термометром, фиксируя температуру снаружи. Он трясся над ней как трясутся над больным ребенком. Он смотрел и покрывался испариной хотя внутренняя температура в домиках была понижена, для того, чтобы сберечь энергию. Больше ему ничего не оставалось делать в настоящий момент. В полночь термометр показал, что сейчас семьдесят градусов ниже нуля по Фаренгейту. За полчаса до рассвета она опустилась до отметки в восемьдесят градусов ниже нуля. На рассвете она была восемьдесят пять градусов ниже нуля. Затем он покрылся обильной испариной. Постепенное понижение показывало, что двуокись углерода вымерзла из верхних слоев атмосферы. Замерзшие частицы медленно падали вниз и когда они достигали нижних, более теплых слоев они снова возвращались в состояние газа. И был уровень выше СО₂, где температура была чудовищной.

Но высота, где двуокись углерода еще находилась все уменьшалась. Медленно, но неотвратимо. А выше не было нижнего предела температуры. Тепличный эффект зависит от содержания СО₂. Где его не было воцарялся холод космоса. И если на поверхности термометр покажет сто девять градусов ниже нуля — тогда все кончено. Без тепличного эффекта ночная сторона планеты потеряет все свое тепло в одно мгновение. Даже на дневной стороне будет достаточно холодно и она будет терять тепло по мере того, как будет уходить солнце. Температура минус сто девять и три десятых это критическая точка. Если она упадет ниже то быстро сползет до ста пятидесяти или двухсот пятидесяти, или даже больше. И никогда не вернется к прежнему теплу.

Ночью пойдет дождь, дождь кислорода вымороженного до состояния жидкости и падающего на поверхность. Человеческая жизнь станет невозможна в любом убежище в любых условиях. Даже космические скафандры не спасут когда атмосфера будет терять тепло с такой быстротой. Космический скафандр может обогреваться несмотря на потерю температуры за счет радиации в вакууме. Он не сможет обогреваться когда вступит в контакт с водородом который охладит его в одно мгновение.