Солнце заходит... - [6]

Мы с Кремпом объединились и разработали общий план наших помещений. В каждой квартире получился зал в девяносто метров, имевший по шесть окон, довольно большая спальня, комната поменьше для помощницы по хозяйству или гостя, кухня с газовой плитой и кухонным столом, душ и туалет. Получилось удобно, но выглядело все ужасно. И не удивительно, так как мы устроили свои квартиры в течение одного вечера.

Чтобы создать подобие домашнего уюта, я два раза в месяц тратил часть получаемых мною денег на всевозможную красивую и дешевую мебель из бамбука и красного дерева йара, изготовляемую превосходными филиппинскими мастерами.

Большой зал я обставил довольно удачно. В одном углу находилась входная дверь, а в трех остальных я устроил нечто вроде гостиной, столовой и кабинета. Середина оставалась свободной.

Я был бы доволен своим домом, если бы не одно обстоятельство. Меня раздражало то, что все бараки совершенно одинаковые и отличить их друг от друга можно было только по номерам. Если все люди созданы разными, почему их дома должны выглядеть одинаково? У меня оставался единственный выход — взбунтоваться, что я и сделал.

Я отправился в город и закупил огромное количество оранжевой краски. Затем одолжил стремянку и покрасил снаружи свою половину барака в такой яркий цвет, что она засверкала, как китайский храм. Решив не ограничиваться этим, я покрасил зал под дуб, спальню — в цвет слоновой кости, комнату для гостей — в светло-голубой, а кухню и душ — в цвет резеды. Боюсь, что в первую очередь именно это сделало меня известным среди соседей. Мне следовало, конечно, знать, что заниматься физическим трудом — ниже достоинства человека с университетским образованием. Не говоря уж о том, что тратить деньги на краску — непозволительная роскошь!

Вокруг барака я посадил цветы cadena de amor и золотистые колокольчики. Со временем они разрослись и почти полностью закрыли стены листвой и цветами. Густая зелень настолько смягчила резкость яркой оранжевой краски, что казалось, будто все было задумано заранее.

В университете мою половину барака прозвали «красным домом». Это безобидное на первый взгляд название имело на Филиппинах вполне определенный смысл. Так там называют дома, где живут приятные дамы, которые не принадлежат, однако, к хорошему обществу, — короче говоря, публичные дома.

За моим домом находился пустырь, использовавшийся под свалку. Иногда там играли дети. Я попросил разрешения разбить сад на этом участке. Соседям моя затея показалась весьма странной. Честно говоря, я не должен осуждать их за то, что они находили мое поведение в высшей степени неприличным: еще бы — профессор университета в поте лица своего возил тачку за тачкой навоз Из конюшни.

Мне уже чудился сад с множеством цветов во все времена года. Я почти достиг своей цели. У дороги между домами я устроил настоящую изгородь из белых гардений, за ними посадил душистую ночную фиалку. Моими любимыми цветами были роскошные пестрые bandera espanol; постепенно мне удалось создать более двадцати их различных цветовых вариантов. Четыре сорта бананов прекрасно прижились и снабжали меня фруктами к столу, но все молодые деревья папайя погибли при первом же тайфуне. Оказалось, что верхний слой земли в саду имел около полуметра толщины, а ниже лежал сланец, не пропускающий воду и мешающий корням растений.

Во время сильных ливней мой сад превращался в настоящее озеро, и никакая растительность не могла выдержать напора воды и ветра. Но, когда непогода и половодье проходили, цветам требовалось не так уж много времени, чтобы снова набраться сил.

ДРЕВО ПОЗНАНИЯ

В филиппинском «раю» «древом познания» являлся университет. Мою деятельность в нем в качестве профессора можно назвать трудом садовника. Это был нелегкий труд. И понятно, что я иногда терпел неудачи. Умения сажать капусту и тюльпаны недостаточно, чтобы стать специалистом по выращиванию риса и орхидей. Я знаю, что в первом семестре не принес университету сколько-нибудь существенной пользы. Но виноват в этом был не только я.

Бараки, напоминавшие огромные, разрезанные пополам цистерны, возможно, и удобны для военных целей, но непригодны как помещения для лекций и научной работы. Самой большой трудностью являлось недостаточное количество учебников. Те немногие книги, которые могла предложить университетская библиотека, безнадежно устарели. Научные журналы отсутствовали. Само собой разумеется, виной тому была война. Но надежды на улучшение положения не сбылись по крайней мере в течение тех лет, которые я провел в университете. Поэтому моих коллег вполне можно извинить за то, что они читали лекции, пользуясь старыми записями и рефератами, сохранившимися у них еще с той поры, когда они были студентами в Соединенных Штатах. Я находился в лучшем положении, так как только месяц назад приехал из США и был в курсе всех новостей по своей специальности. Отличная память и привычка излагать материал, не прибегая к помощи конспектов, привели к тому, что за короткое время посещаемость моих лекций значительно возросла.

Почти полное отсутствие специальной литературы было помехой как для меня, так и для студентов. Большинство студентов не имели денег на покупку учебников, да и достать нужные книги было чрезвычайно трудно. Разрешалось ввозить лишь американские книги. Таким образом, студенты могли рассчитывать только на конспекты лекций и свою память. Но существовало еще одно затруднение: мы не всегда понимали друг друга, хотя говорили на одном и том же языке — английском. Объясняется это очень просто. На Филиппинах английский язык претерпел столь значительные изменения, что стал так же далек от оксфордского, как, например, вульгарные диалекты, на которых говорит большая часть населения среднезападных штатов Америки.