Солнце встает из-за Лувра - [12]

После визита Флоримона Фару я выудил из тайников моего серого вещества предлог вступить в контакт с мадемуазель Левассёр. И собирался его использовать. Мадемуазель Левассёр и консьерж Трансосеана вместе избавили меня от этой работы.

Мадемуазель Левассёр не было дома. Страж за конторкой в синей униформе затруднялся сказать мне, когда она появится. Но я мог, если желаю, оставить записку. Я не стал оставлять записки, сказал, что вернусь еще раз, и ушел.

Подходило время, когда мадам Лёрё должна была отозваться на мой телефонный вызов. Я пешком напоавился в свою контору. На углу улицы Мира и улицы Даниель Казанова мне показалось, что за мной тащится хвост. Я незаметно обернулся и увидел среди прохожих мужчину, слишком небрежные манеры которого как раз и выдавали его целенаправленность. Сунув руки в карманы плаща хорошего покроя, в стильной шляпе, он с достоинством курил сигарету. У него были тонкие усики и матовый цвет лица; с того места, где я находился, нельзя увидеть большего. Мы пересекли авеню Опера, шагая почти рядом. Тут мне представилась возможность разглядеть его в свое удовольствие. Я не ошибся в отношении усов и цвета лица. Кроме того, у него было удлиненное лицо с довольно тяжелым подбородком, а серые глаза в этот момент делали вид, что не обращают на меня никакого внимания. Перейдя улицу, он замедлил шаг, но не изменил направления. В самый раз бы мне наняться гидом. По-видимому, мои маршруты нравятся иностранцам. Когда я дошел до пассажа Шуазёль, он находился на углу улицы Вантадур. Я ввалился в коридор здания, где располагается Агентство Фиат Люкс, бегом взбежал на третий этаж и, как только очутился в своей конторе, открыл окно, чтобы осмотреть улицу. Никого. То есть народу полно, но моего попутчика нигде не видно.

– Что происходит? – спросила Элен.– Вам что, плохо?

– На меня положил глаз один молодой прохожий,– сказал я,– совсем в обычаях этого квартала. Принял меня за одного из парижских шалунишек… Он шел за мной до самого дома, и меня не удивит, если поднимется по лестнице. Не исключено, что вот-вот появится.

Он не пришел. Но, бросив последний взгляд в окно, я увидел, как он перешел дорогу и застыл в раздумье на тротуаре улицы Святой Анны. Я закрыл окно.

– Теперь моя очередь выслеживать его,– сказал я.

В этот момент зазвонил телефон. Элен сняла трубку.

– Это Лимож,– сказал она и передала трубку мне.

– Здравствуйте, месье,– сказал кто-то голосом коровницы.

– Здравствуйте, мадам Лёрё.

– О нет, месье, я не мадам Лёрё. Я Мариетта, служанка. Мадам Лёрё не может подойти. Мадам Лёрё почти не двигается. Мадам Лёрё почти инвалидка.

– Очень хорошо, очень хорошо,– сказал я.

– Бессердечный,– сказала Элен, держа отводную трубку.

– Гм…– опомнился я.– Я хотел сказать… в конце концов, я не знал…

– Здесь все это знают, месье.

– Конечно, конечно. Тогда послушайте, мадемуазель Мариетта. С месье Лёрё произошел несчастный случай…

Я заставил ее выучить почти наизусть то, что ей следовало повторить мадам Лёрё, чтобы та не волновалась, добавил нижайший поклон и положил трубку. Потом вернулся к окну. Моего преследователя больше не было видно.

– Пусть это не портит нам аппетит,– сказал я Элен.– Хотите, пойдем поедим? Уже давно пора, а я более или менее знаю, где найти этого типа. Если не ошибаюсь, я его, кажется, видел развалившимся в кресле отеля Трансосеан…

За едой мы познакомились с первыми выпусками вечерних газет: статья об убийстве Ларпана и обнаруженной на нем копии украденного в Лувре Рафаэля стояла на видном месте. Репродукция полотна (подлинного или копии?) иллюстрировала ее. Ни одного портрета мертвеца. Правда, следует признать, что трудно воспроизвести черты лица человека в том виде, в каком я его видел в подвале. И, по-видимому, в его багаже не нашлось ни одной приличной фотографии. Собственно, по размышлении, я понимал, что публикация его фотографии была ни к чему. Вопреки размерам заголовков и статьи, расследование было окружено тайной. Никакого намека на прошлое Ларпана, о котором говорили лишь, что, прибыв из Швейцарии, он в течение нескольких дней проживал в большом столичном отеле. Название отеля не упоминалось. Также не упоминалось и имя мадемуазель Левассёр. Тело, как сказал Фару, было опознано «несколькими лицами из окружения покойного».

Вернувшись из ресторана, вместо десерта я позвонил в отель. Десерт получился неудачный: мадемуазель Левассёр по-прежнему отсутствовала.

Немного позже зазвонил телефон. На другом конце провода – пресноводный матрос, Роже Заваттер:

– Привет, шеф. Мы на стоянке.

– Откуда вы звоните?

– Из бистро на набережной.

– Я полагал, что вам платят за то, чтобы ни на шаг не отходить от Корбини.

– Этот Корбини – псих,– взорвался он.– Подумать только, именно такие всегда лопаются от бабок. А! Проклятье! Послушать его, все ему осточертели. Он все время на взводе. Скажите, пожалуйста, нервы! У меня такое впечатление, что он хочет обойтись без наших услуг. Шикарная жизнь продолжалась недолго. Вам бы следовало прийти попугать его, придумать какие-нибудь опасности, впрочем, я уж и не знаю что…

– Вам хотелось бы подольше ходить в его телохранителях, а?