Москва понравилась ему своими улицами, кипучей жизнью площадей, незабываемым искусством Большого театра, взмывающим до самых небес шумным волнением стадионов, величавой тишиной библиотек, коралловыми бусами электрических ламп.
Набродившись вдоволь по улицам, Камал приходил на сельскохозяйственную выставку, в павильон "Узбекистан", ел в чайхане нанизанный на вертелы шашлык, жирный плов, запивал все этой парой чайников зеленого чая, перебрасывался гроздьями острословия со старым мастером приготовления плова. Затем снова отправлялся бродить.
… Камал, предавшись воспоминаниям, вышел на Красную площадь. На этой широкой, раздольной площади — святыне советского народа — Камала охватило волнение.
Шаги стали медленными, торжественными. Будто впервые увидев, он долго не отрывал взгляда от Мавзолея Ленина.
Внезапно Камал почувствовал боль в сердце, по его телу прошла дрожь. Ведь здесь лежит Ленин! Как же мы могли подпустить ненавистных врагов к самому порогу Москвы!
Но тут же глаза Камала вспыхнули огнем решимости, Он вспомнил слова старого учителя истории.
Когда Камал учился в Самарканде, он слушал рассказ о героической обороне одного города. Война эта происходила давно, в древности.
Учитель тогда сказал:
— Залог победы не только в могучих воротах, но и в надежном страже, стоящем у ворот.
"Партия — страж наших ворот, — невольно подумал Камал. — Поэтому в Москву враг не попадет!"
Вечером Камал подошел к невзрачному старому зданию. "Точно, этот дом. Только она, наверное, давным-давно отправилась в Ташкент".
Но Камал все-таки поднялся по темной лестнице на третий этаж. Дверь открыла старуха.
— Салима Хасанова дома? — спросил Камал.
Старуха оглядела парня с головы до ног, затем, повернувшись, крикнула:
— Салимочка!
Выбежала девушка с растрепанными волосами. Она удивленно посмотрела на гостя и, радостная, пригласила:
— Камал-ака? Пожалуйте, пожалуйте!
Камал протянул руку.
— Нет, через порог не здороваются, — сказала она по-русски.
В маленькой комнатке Камал сел на табурет. Чувствуя себя неловко, он снял шапку и, будто отряхивая от пыли, несколько раз хлопнул по ней ладонью.
Смуглая, улыбающаяся девушка торопливо начала наводить порядок в своем маленьком хозяйстве.
Камал познакомился с Салимой в прошлом году на выставке в Москве. Несколько раз они были вместе в кино, один раз на футбольном матче. Камал вспоминал ее. Да что тут греха таить: она ему очень понравилась.
Девушка поправила рукой волосы и присела к окошку напротив гостя. Она была взволнована.
— Ого, артиллерист, лейтенант! — произнесла Салима, шутливо качая головой. — Ну никак я не могу уразуметь, каким ветром занесло вас в эту хижину? Из Узбекистана едете? Как живете?
— Это вас надо послушать. Уже десять месяцев, как я в этих краях. Ах, каких дней мы только не видели!
— Отступление, окружение, гнев, горе. Понимаю, — вздохнув, произнесла Салима.
— Сейчас самое тяжелое время. Просто страшно. Или жизнь, или смерть. Другого выхода нет!
Он рассказал о делах на фронте, о своих товарищах.
— А как вы живете? Уже кончили учиться? Помню, вы учились в архитектурном институте.
— Да. Кончила. Вот только… — смутилась Салима. — Перед сдачей дипломной работы война началась. Сложила все свои бумаги в папку, отставила. Вон теперь лежит на полке. А сама тружусь на заводе. Работа у нас днем и ночью, снаряды выпускаем. Очень часто остаемся ночевать в цехе. Сейчас пришла проверить, нет ли письма, пришла час назад. Письма не оказалось, зато пришел земляк-герой! — показывая красивые, как жемчуг, зубы, улыбнулась Салима.
— Письма получаете?
— Получаю, — ответила Салима, встав с места и роясь в шкафу. — Мать пишет, зовет: приезжай. Больная. Два брата на фронте. Один, должно быть, в Ленинграде, про другого ничего не знаю. У невесток много детей. И еще взяли на воспитание двух сирот. Четырехлетнего мальчишку назвали Хушбахт, трехлетнюю девочку — Зебинисо. Ведь это имя знаменитой поэтессы! Одну ее песню чудесно поет Халима Насырова, не слышали?
Салима высыпала на блюдце орехи, фисташки и продолжала:
— В наш дом из этой квартиры переехали пять человек. Написала, — чтоб их хорошо встретили. Ведь близкие как-никак. Угощайтесь! Вы, наверное, соскучились по подаркам из Узбекистана.
Камал крепкими зубами с треском разламывал орехи и ел крупные, золотистые зерна.
Салима опустила толстую занавеску на маленьком окошке, зажгла лампу и села, придвинув табурет ближе. Салима была довольна, что этот сильный и простой — человек, который в прошлом году ходил вместе с ней, как брат, навестил ее в такие тяжелые дни.
— Берите, берите, — продолжала угощать девушка.
Она разглядывала молодого лейтенанта внимательно.
Камал был молод, хорош собой. Он заметил внимание девушки и был счастлив.
В этой умной, смуглой девушке, в одежде простого рабочего, с открытой душой, он чувствовал теплоту своей страны, ее красоту. И сейчас совершенно были забыты пережитые им муки.
— Военная форма очень к лицу вам! — произнесла Салима.
— А вот если бы вы увидели меня на передовой: на голове каска, покрытое копотью лицо, глаза красные от бессонницы. Что бы вы тогда сказали?
