Солнце — крутой бог - [9]
В черепушке у меня гремят ритмы, уже не напоминающие ни одной известной мне группы, и я потягиваюсь всем телом.
Кости упираются в кожу и натягивают ее.
Ноги напрягаются от бедер и до колен.
Плечи со свистом расправляются. Как будто чайник дает знать, что он вскипел.
Все мое тело — кипящий котел, в котором варево только и ждет, чтобы вырваться наружу.
Всего за несколько минут я вырастаю на пятнадцать сантиметров.
Я — здание. Высотка. Элеватор, прибавляющий этаж за этажом.
Я спрашиваю у мира совета и получаю ответ.
Познавая мир через вопросы, я получаю, разумеется, массу странных ответов. И многие из них вообще никуда не годятся. А ответ, который дед дает мне по телефону, меня просто бесит и заставляет напрячь мозги. Я пользуюсь случаем — ведь он сам позвонил нам, чтобы поговорить с папашей, — и задаю свой вопрос. Сперва я еще надеюсь, что именно дед скажет мне что-нибудь дельное, и я смогу внести это в свой список. Ведь он на своем веку был и моряком, и маляром, и портовым грузчиком, и заведующим складом, и чиновником в управлении коммуны, и вагоновожатым, и писателем, и лыжным тренером, и альпинистом. Дед всегда говорит, что в жизни важно найти себя и что у него это так и не получилось. Правда, он ни о чем не жалеет. Он уверен, что самое ужасное — это сидеть в доме престарелых и мечтать о том, чего ты не сделал, просыпаться и знать, что твое время ушло.
Не сумел.
Или не посмел.
Дед почти никогда ни от чего не отказывался, и это очень важно.
Поэтому я, естественно, спрашиваю деда, как стать взрослым. Он ржет в трубку. Я слышу, что у него на полную мощность гремит старый рок, — дед стал плохо слышать в последнее время.
— Чтобы стать взрослым, ты должен стать мошенником, — говорит он, и Элвис рыдает в глубине комнаты — этакий комментарий к словам деда.
— Мошенником? — переспрашиваю я. — Ты что, дурачишь меня?
— Нет, потому что внутри человек навсегда остается тем мальчиком, каким был в детстве. Только он никому этого не показывает. Каждый хочет, чтобы его принимали всерьез. А потому надо стать мошенником и скрывать мальчика под маской взрослого мужика. Причем играть роль взрослого надо как можно убедительнее. Самые убедительные взрослые — это самые отъявленные мошенники.
— Такие как Пер Гюнт? — спрашиваю я.
— Нет, такие как я, балда! Твой Пер Гюнт даже не пытался стать взрослым. Пустой, собственно, тип, искавший только развлечений. Я так считаю. Он все равно что луковица, с которой снимают слой за слоем, но так ничего и не находят внутри. Может, ты читал Ибсена?
— Пощади! — мрачно говорю я. — Папаша каждый день изображает у нас дома Пера Гюнта. Мне этого довольно.
Разговор зашел в тупик. Потому что, если дед прав, то никакой надежды у меня нет. Если человек год за годом остается таким же ребенком, то мне надо сдаться. Тело изменяется, а ты внутри навсегда остаешься таким же глупым… О Господи!
Это значит, что, когда нам стукнет по девяносто, мы будем сидеть на лавочке в парке, шлепать губами и скрипеть: «Старухи. Ха-ха-ха. Нижние юбки. Щиколотки. Старухи. Ха-ха-ха. Красивые очки для чтения. Надень сеточку на волосы. Старухи. Ха-ха-ха. Свою вставную челюсть не давай никому, кроме меня. Выплата пенсии. Старухи. Ха-ха-ха».
И т. д.
Даже подумать страшно, черт бы все это побрал.
И я получаю желтую карточку за то, что помянул черта и вообще за мрачные мысли.
Нет, это не в духе того новоиспеченного Адама, каким я хочу стать.
Я мысленно скидываю дедовы слова с крыши элеватора и гляжу, как они исчезают внизу. Воспользоваться ими я все равно не могу.
Передав трубку папаше, я делаю круг по Лёкке, чтобы избавиться от сомнений. Облачно, и над фьордом вспыхивают маленькие молнии. Но дождя нет. Я жму на педали, отказать себе в этой поездке я не могу. На Трондхеймсвейен велик заносит, я сворачиваю направо на Херслебс-гате и пересекаю Скоус Пласс. Библиотека кажется огромным кубом, лежащим на площади. Я задеваю пьяного, который, шатаясь, бредет к остановке трамвая. Еду по Нордре-гате, готовый преодолеть все колдобины и переехать через Грюнербруа. Но когда я взбираюсь на вершину холма и вижу элеватор в вечернем освещении, я испытываю шок.
Передо мной кадр из фильма ужасов!
Настоящее привидение!
Такого не ждешь в обычном городе обычной страны.
Я торможу так, что меня выносит с асфальта.
Велик летит по траве сам по себе, я — сам по себе.
На моей крыше элеватора какой-то человек поднимает к небу руки. Как будто кого-то приветствует.
Из-за плохого освещения я не вижу, стоит он ко мне лицом или спиной. Мне виден только его силуэт. Но он поднял руки и кого-то приветствует.
Совсем как я, обращаясь к Старикашке-Солнцу и поклоняясь ему, потому что оно такой крутой бог.
Я как будто вижу свое отражение.
Разница в том, что сейчас темно.
Солнца нет.
В эту минуту облака за чуваком расходятся, и в разрыве я вижу восходящую луну. Но кого, луну или солнце, уже сунувшее голову за горизонт, приветствует этот человек?
Или, быть может, меня?
Эта мысль сжимает мне сердце. У меня перехватывает дыхание.
Неужели он приветствует меня?
Неужели он и впрямь стоит там на крыше?
На моем месте?
И ждет, когда я приду?
