Солдаты — сыновья солдат - [49]

…Со свистом тяжелое кресло, в котором сидит Андреев, врезается в воздух. Отлично, эта часть испытания прошла благополучно, переходим к следующей — опуститься до высоты 5000 метров и нажать ручку, тогда уже можно будет раскрыть парашют.

Бешеное вращение захватывает Андреева, все вокруг превращается в свистящую, сверкающую карусель, тело наливается свинцом, голова готова взорваться… Парашютист мог нажать на ручку, сбросить кресло, и все это мгновенно кончилось бы. Но высота 12 000 метров, а кресло надо сбросить семью километрами ниже. В этом опыт. И если сейчас он не доведет его до конца, то как узнать, в чем ошибка, случайна ли она, исправима ли? И если сейчас он не доведет его до конца, то что будет с теми, кто когда-нибудь, может быть безоглядно доверяя, нажмет на рукоятки?

Опыт нельзя прервать.

Вот в этом поразительная, не устающая удивлять особенность работы испытателей! Свист, шум, грохот кругом или мертвая тишина, страшная скорость вращения, падения, тело, весящее тонну, руки и ноги, готовые оторваться, голова — голова словно пылающий, разрывающийся, огромный шар! А холодная, четкая мысль ученого, экспериментатора в белом халате не дремлет. Она одна трезва, безошибочна и ясна в этом, поднятом на дыбе теле. Все фиксирует, все анализирует наравне, да нет, лучше, чем приборы. Как ни могуче может быть тело человека, дух еще могущественней.

Андреев долетает до заданной высоты, сбрасывает кресло, открывает парашют, приземляется. Докладывает наблюдения, выводы. Конструкторы немедленно берутся за работу, исправляют, доводят. И прибор становится безошибочным, стопроцентным.

А Андреев? Андреев возвращается в свою красивую квартиру с синими, цвета неба лоджиями, кратко сообщает жене Валентине Владимировне, что сегодня «был трудный день» (у нее тоже, идет составление годового баланса, «потеряли» десятку и весь день искали), а потом с увлечением, с кучей важных деталей, в меру прихвастнув, рассказывает, как выиграл настольно-теннисный матч, а его соперник, тоже испытатель, пыхтя, пролезал под столом. Но Валентину Владимировну не проведешь, она уличает смущенного мужа в хвастовстве, и в конце концов, после жарких препирательств, он вынужден признать, что в общем-то счет матча оказался ничейным…

Но я отвлекся. Я ведь рассказывал об испытаниях. Вот еще. Правда, оно было давно. Решался вопрос о том, ставить ли при новых скоростях на самолетах катапульту, ту самую, о которой говорилось выше. И вот прыгали при скорости самолета 500—550 километров. Кое-как получалось, хотя воздушный поток прижимал к фюзеляжу. Прыгали на скорость 600—650 километров. Это словно в несущуюся навстречу на бешеной скорости волну. Мы, земные люди, как-то не очень представляем себе воздух, становящийся плотным и твердым. А он становится. 670 километров в час — скорость самолета! Андреев прыгает.

Как бы поточнее описать, что он почувствовал. Была в средневековые времена такая распространенная казнь — четвертование называлась. Человека привязывали за ноги и за руки к четырем лошадям и разрывали. Так вот то, что почувствовал Андреев, напоминало эту сцену. Немного послабее, может быть. Немного. Зато сомнения в том, ставить или не ставить катапульты на реактивные самолеты, исчезли. Я сказал уже, что это испытание проходило давно, но ведь проходило? И как ответить, скольким людям сберег он тогда жизнь?

Был сконструирован прибор для автоматического раскрытия парашюта. Но испытатели народ дотошный. На что обыкновенный парашютист (если такое словосочетание допустимо) не обратит внимания, то у испытателей его обязательно зацепит. И вот заметили, что прибор этот грешен «наоборот». Иначе говоря, отказывать-то он никогда не отказывал, зато срабатывал от любого толчка. Андреев, например, покидал самолет, легонько, совсем легонько щелкал по металлической пробке и… парашют раскрывался.

Прекрасно, скажете вы. Но нет — раннее раскрытие парашюта может оказаться столь же опасным, как и слишком запоздалое. Купол зацепится за самолет, один десантник налетит на другого, у которого парашют раскрылся ненормально рано, и так далее. Так вот, дефект был обнаружен и исправлен именно потому, что испытатели никогда не бывают равнодушны в своем деле, на все обращают внимание, во все суют свой многоопытный нос, ко всему придираются. И даже прыгая со сто раз проверенным парашютом, при сто раз испытанных условиях, если заметят: что-нибудь не так, немедленно обратят внимание.

…Еще одно испытание. Оно войдет в историю воздухоплавания как уникальное. В историю человечества как подвиг.

Это было необыкновенное испытание, но и люди, проводившие его, тоже были необыкновенными. Совершить его предстояло Андрееву и его другу, товарищу по работе, крупнейшему испытателю Петру Ивановичу Долгову.

Все было необычным в том полете. Каждый его этап. Ну, хотя бы то, что совершался он не с самолета, не с аэростата, а с борта стратостата. Что подниматься на немыслимую высоту, где человек без специального костюма не может прожить и секунды, предстояло испытателям самим. Что одеты они были именно в такие специальные костюмы: Андреев — одного образца, Долгов — другого. Что Андрееву предстояло лететь, не раскрывая парашюта, без малого двадцать пять километров с начальной скоростью 900 километров в час! И раскрыть его лишь в 800 метрах от земли. А Долгову эти 25 километров спускаться на парашюте в течение 38 минут. Температура минус 61 градус, давление — 18 миллиметров ртутного столба.