Солдаты без оружия - [50]

Тот звон в ушах, ребята.

И зло возьмет. И крою

Врагов из автомата…

Супрун замолк на той же интонации, и было непонятно, кончил он чтение или нет. По тому, как все смотрели на Сафронова, он понял, что чтение окончено и все ждут его оценки.

«Вот они у меня какие! — в душе восхищался Сафронов, все более проникаясь уважением к своим подчиненным. — Вот какие!» Но сказал сдержанно:

— Концовку, конечно, нужно дописать. И обязательно в газету пошлите.

Он поймал себя на том, что назвал Супруна не как обычно, а на «вы».

— В газету, стал быть, — подхватил Лепик. — И укажи, стал быть, часть и взвод наш.

— Фотку Лепика приклей, — вставил Галкин, и все по-хорошему засмеялись.

И тотчас, как по команде, оборвали смех. Откуда-то издалека донеслись звуки баяна. Стома далее вскочила от неожиданности. Широкие «Амурские волны» заполнили лес. Они поднимались все выше и выше, как будто и в самом деле разливались среди берез и трав.

— Ой, идемте! — воскликнула Стома.

— Кому-то надо остаться, — сказал Сафронов.

— Стал быть, мне, — отозвался Лепик.

— И мне разрешите, а что? — поддержал санитара Кубышкин.

Сафронов дал согласие и вместе со взводом направился на голос баяна. На поляне, окруженной березами, уже кружилось несколько пар. Люди подходили со всех сторон. Некоторые спешили, как по тревоге.

Играл ефрейтор Зайцев, которого все называли Зайчиком, — маленький, шустрый и ловкий парень. Один во многих лицах — ординарец замполита, связной, почтальон и вот, оказывается, музыкант. Он, видно, давно не брал в руки инструмента, поэтому сидел с отрешенным выражением, как будто вслушиваясь и сам удивляясь тому, что еще не разучился играть на баяне.

Пары кружились самозабвенно, пользуясь тем, что пока еще эта естественная, будто созданная специально для танцев площадка была просторной.

Сафронов поразился, заметив среди первых танцующих капитана Чернышева.

— Дядя Валя! — приветливо закричал Чернышев, в такт музыке перекладывая голову с одного плеча на другое. — Не отставай от молодежи. Вписывайся.

И уже новые пары ворвались в круг, славно боясь пропустить музыку, будто этот вальс последний в их жизни.

— Давай, давай! — подгонял и подбадривал всех голос капитана Чернышева.

И, точно это была команда, люди спешно хватали друг друга и кружились, часто не попадая в ногу.

— Товарищ капитан! — все еще стоявшему в сторонке Сафронову улыбнулась Стома.

— А где же ваш… — Он хотел сказать «кавалер», но она уже положила руку ему на плечо.

— Ничего… Он у меня не ревнивый.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Сафронову вспомнились студенческие годы. Институтские вечера. Молодость и беззаботность тех дней. На минуту он представил себя молодым парнем, ощутил легкость во всем теле и лихость в душе. И закружился, не чувствуя ног.

Стома все улыбалась и все смотрела ему в глаза.

— А я о вас плохо думала, — призналась она, склоняясь к его плечу. — А теперь не думаю.

— Ну и хорошо, — сказал Сафронов и закружился еще сильнее.

На мгновение ему показалось, что и березы вокруг тоже закружились в вальсе. Когда музыка оборвалась, все захлопали, но Зайчик повторять не стал, утер пилоткой лоб и заиграл танго.

И тут Сафронов увидел Галину Михайловну. Она была с тем майором, что зовут Сергеем. Она, верно, на ходу сняла халат, и он держал его в руке, пряча за ее спиной.

— Браво, тетя Галя! — закричал Чернышев, стоявший поодаль с начальством. — Следующий танец за мной.

Она, видно, не расслышала, и, когда приблизилась к Чернышеву, он повторил:

— Следующий за мной.

— Не могу. Я вам пришлю партнершу.

Сафронов заметил, что Галина Михайловна еще больше похорошела, и подумал: «Любит она этого своего Сергея». И от того, что он здесь, на лесной поляне, в березовом прифронтовом лесу, увидел любовь своими глазами, ему сделалось еще радостнее.

— Пойдите, пожалуйста, — попросил он Стому, — вон того доктора в очках пригласите.

Стома почему-то засмеялась и направилась к Штукину. Пройдя со своим кавалером ровно круг, она вернулась:

— Они не могут. Они строевым шагом.

— Он все путает, — засмеялся Сафронов. — На плацу он танцует.

— О, Настенька! — закричал Чернышев, вскидывая руку над головой.

И то, что он назвал сестричку по имени, а не тетей, как называл всех остальных, почему-то порадовало Сафронова. Он повернулся и увидел Настеньку. Она бежала от госпитального взвода с сияющими главами, чуть ли не вприпрыжку. Сафронов понял, что она любит танцевать и очень стосковалась по танцам.

— Зайчик, краковяк. Будь другом! — закричал Чернышев, выступая навстречу Настеньке.

Она хотела снять халат, но он не дал, уже протянул ей руку. Первые такты музыки как-то само собой совпали с их первыми шагами. Было что-то забавное в стремлении этих людей, словно они всю жизнь ждали своего танца. Он — высокий, грузный, плечистый, она — стройная, миниатюрная, невесомая. Наверное, этот контраст и привлек всеобщее внимание, потому что никто не танцевал, все смотрели на новую пару.

Вот они встали вполоборота друг к другу, поймали ритм и с вызовом, с азартом устремились вперед. Чернышев с удивительной легкостью для его тяжелого тела пристукнул каблуками так, что под ним земля зазвенела, а Настенька запорхала, закружилась вокруг него, а через мгновение полетела по кругу, увлекая его за собой. В белом халате, она сейчас походила на молодую березку, что не устояла, не удержалась, вырвалась и пустилась в пляс.