Солдаты без оружия - [139]

Со всех сторон, словно только и ждали подходящей команды, выдергивали из-за пазухи, из сохранившихся чудом заплечных мешков, из хитрых солдатских тайников и протягивали чистые портянки, рубахи, кальсоны, платки.

— Спасибо, товарищи, спасибо, — едва успевал благодарить Филиппов, собирая белье в охапку. — Видишь, скептик? Это же наши, советские люди.

— О, це добре! — только и смог ответить растроганный Хихля.

— Нам жизни для дела не жалко, а что там тряпки… — сказал из темноты какой-то раненый.

Результат превзошел всякие ожидания. Через десять минут собрали порядочную кучу белья. Его внесли в перевязочную, разорвали на узкие ленты, скатали в тугие бинты.

Анна Ивановна подозвала Зою, что-то шепнула ей на ухо. Зоя вышла из перевязочной и вскоре возвратилась с пачкой личного белья.

— Что вы, девушки! Нет, нет, — возражал Филиппов.

— Это наше дело, товарищ начальник, — сказала Анна Ивановна. — Благодарим за идею. Зоенька, действуй…

Хихля ходил именинником.

— Что, рад? — спросил Филиппов.

— А то як же?

— А не верил, дорогуша.

— Та хіба ж я знав, що ви фокусник…

Медсанвзвод продолжал работу в полную силу.

XXII

В подвале кончились запасы воды: все колодцы были в руках врага. Жажда терзала раненых.

— Эх, ребята, ключевой бы, студеной, — бредил раненный в живот. — У нас на Урале ключей-то вдоволь. Туда бы сейчас.

Ходячие раненые подбирались к окошечкам, просовывали руки сквозь решетки, тащили в рот грязный, пропитанный дымом снег. Лежачие пытались поймать пересохшим ртом капли, падающие с отпотевшего потолка, и все попусту: капля, как нарочно, падала на лоб или щеку. Раненые метались, бередили соседей, молили: пить… пить… пить…

— Да нет у меня, нет, — уговаривал Сатункин. — Нешто я бы не дал, коли б было? Повернись на бочок — полегчает.

— Пить… Пи-и-ить…

Сатункин пошел в перевязочную.

В перевязочной было тихо. Анна Ивановна и Филиппов, низко склонившись над столом, оперировали. Филиппов стоял лицом к двери. Он был в маске, глаза опущены. Сатункин видел, как двигались его брови: то поднимались, морща высокий лоб, то опускались, и тогда на переносье появлялась изломанная складка. Сатункин понял: капитан очень занят; дело серьезное, надо подождать. Он молча ждал, машинально поглаживая усы, наблюдая за врачами. Иногда кто-нибудь из врачей, не оборачиваясь, протягивал руку, и Зоя подавала все, что требовалось. Слышался тупой звон металла, потрескивание — и опять тишина.

Филиппов заметил Сатункина:

— Чего тебе?

— Вода вся, товарищ капитан. Раненые шибко мучаются.

— Сейчас. Вот только окончу операцию…

Минут через пять он сдернул маску, но как был в халате, так и направился в штабной отсек, к комбригу.

Бударин сидел у аппарата, надев на голову наушники. Рядом лежал электрический фонарь; луч света освещал заросшую щеку комбрига, спутанные темные волосы, Филиппов заметил белую прядку. «Поседел, — удивился он. — За пять дней поседел».

— Все в порядке, — кричал Бударин в микрофон, — в порядке, товарищ гвардии генерал! Дотянем, не беспокойтесь. Не беспокойтесь, говорю. Я на своих орлов надеюсь. Будем рады вашему концерту… Есть.

Он снял наушники и сказал Филиппову:

— Генерал уже в лесу. Сейчас концерт начнется.

Филиппов не успел спросить, что за концерт. Наверху все загрохотало, загремело вокруг, точно там разразилась небывалая гроза.

— Вот это да! Не то что фрицы! — восхищенно сказал комбриг. — Наша артподготовка.

Он надел папаху, молодцевато заломил ее на затылок, приободрился, выпрямился, собрался идти.

— Ты чего пришел, орел?

— Вода кончилась, товарищ гвардии полковник. Раненым без воды плохо.

— Вода будет. Все теперь будет!

…В перевязочную внесли молодого солдата, раненного в лицо. Его положили на хирургический стол.

Он мычал, мотал головой, разбрызгивая кровь по сторонам. Увидев это, Зоя вдруг как-то странно всхлипнула и захохотала.

— Зоя, Зоя! — кинулась к ней Анна Ивановна.

— Ктой-то хохочет, братцы? — забеспокоился в соседнем отсеке Сушенка.

— Ясное дело, хохочет. Не то что ты, слабец, — сказал Рубцов, удивленно прислушиваясь.

— Ой как хохочет…

Филиппов бросился в перевязочную.

Анна Ивановна держала Зою на коленях, прижав к груди, как ребенка. По Зоиным щекам текли обильные слезы, она продолжала хохотать.

— Срыв. Нервы не выдержали, — объяснила Анна Ивановна.

— Прекратить истерику. Ввести пантопон. Уложить.

Внезапно резко оборвалась канонада. Все замолчали.

— Чтой-то, братцы, тихо стало?.. А? Слышь? — прошептал, сам не свой, Сушенка.

— То ему громко неладно, то тихо нехорошо.

— Может, там и наших нет? Может, сейчас фрицы придут?

— Вот слякоть! — не удержался Рубцов. — Это же — победа! Слышите, товарищи? Победа! — Голос Рубцова, твердый и звонкий, проник во все отсеки, привел раненых в движение. — Мир наступает на земле. И мы с вами кровью добываем этот мир. Дорогой ценой! Запомните это и стойте за мир так же крепко, насмерть! И если какая-нибудь гадина снова задумает развязать войну — зубами перегрызем ей горло!.. И всегда, в любой войне победим. Понятно я говорю?

Словно подхватив его слова, сверху донеслось могучее, русское, раскатистое «ура».

Оно все нарастало, крепло, ширилось. Почти в тот же миг темноту подвала рассек луч фонарика. Знакомый всем голос комбрига торжественно сообщил: