Солдаты без оружия - [118]

Филиппов отдал бумагу. Цырубин любезно подал комбригу карандаш.

Бударин мельком взглянул на бумагу, написал на уголке: «Срочно. В приказ!»

— Разрешите идти? — спросил Филиппов.

— Иди, орел.

Бударин подождал, пока за Филипповым закроется дверь, и, сдерживая довольную улыбку, спросил:

— Видали? Видали, как он разговаривать стал? Настаивает! Требует!

— Мешает, — вставил начальник штаба.

— Быть может, не совсем к месту, — согласился Бударин. — Но для меня сейчас важнее другое. Важно, что он командиром становится. — Он плотно сомкнул губы и уже по-деловому продолжал: — Теперь поговорим о подробностях.

Офицеры склонились над столом, всматриваясь в карту. На ней возле черных бусинок железной дороги лепилось несколько серых квадратиков и стояла некрупная надпись: «Сянно».

VI

По приказу Филиппова медсанвзвод развернулся в подвале школы. Подвал представлял обширное помещение высотою в рост человека, разделенное на множество отсеков. Отсеки были разные: большие и маленькие, широкие и узкие, квадратные и прямоугольные, с решетчатыми окошечками и вовсе без окошечек. В отсеках было тускло, почти темно. Дневной свет, просачиваясь в подвал, отвесно падал серым пятном на цементный пол. Воздух в подвале был тяжелый, сырой, промозглый.

Медсанвзвод занял четыре лучших, самых чистых отсека. В одном устроили перевязочную, в другом сложили все медимущество. Два отсека приготовили для раненых. Свет в них пока не зажигали — берегли аккумуляторы.

Раненых еще не было.

Личный состав медсанвзвода отдыхал. Это были те короткие минуты, которые каждый мог использовать, как умел и как хотел.

Рыбин, навалившись грудью на хирургический стол, старательно писал: он решил, по совету Филиппова, восстановить свои сгоревшие записи. Пока что он хранил их под гимнастеркой.

Напротив него, на ящике с медикаментами, накрывшись одной шинелью, сидели Анна Ивановна и Зоя. Анна Ивановна вполголоса читала письмо от раненого, пришедшее из далекого тыла:

«Дорогой доктор, надеюсь, мое письмо дойдет до вас и вы с удовольствием узнаете, что я жив и остался с ногой. И все благодаря вам. Так здешние доктора и говорят. Мол, спасибо говори тому врачу. И за все это я вас вовек не забуду. И еще раз передаю свой солдатский привет. Чувствую я себя, конечно, неплохо. Лежу в гипсе, а на костылях хожу в столовую. Но я так скажу: лежать тут неинтересно, когда твои товарищи гонят проклятого врага в его логово. Все ж таки и мне охота добить фашистского зверя в его берлоге. И думаю в марте возвратиться в свой полк. А вас не забываю и не забуду никогда, хотя бы мы еще встретились или нет. Я пожелаю вам, дорогой доктор, доброго здоровья и еще лучшей работы на благо наших воинов.

С сердечным приветом

гвардии ефрейтор Сидоренко Никита Ефимович».

— Дорогой доктор! — восторженно воскликнула Зоя и звонко поцеловала Анну Ивановну в щеку.

Рыбин удивленно посмотрел на них из-под очков, кашлянул.

— Правда, приятно? — спросила Анна Ивановна.

Зоя утвердительно кивнула. Свет от лампочки освещал ее аккуратно причесанную голову, повязанную белой косынкой с маленьким, похожим на божью коровку, красным крестиком на лбу.

Зоя души не чаяла в Анне Ивановне. Год назад, когда она пришла в бригаду, Анна Ивановна заменила ей мать, друга, учителя. И еще неизвестно, как сложилась бы ее жизнь, если бы не встреча с Анной Ивановной.

В семье Зою баловали, потворствовали ее капризам.

Когда началась война, Зоя училась в девятом классе. У девочки созрело решение: стать медицинской сестрой и уйти на фронт.

Окончив школу, Зоя попала в армию. Армейская жизнь была во много раз сложнее и труднее, чем представляла себе Зоя. В первый же день она сапогами натерла себе ногу, плакала потихоньку от подруг. Медицинских сестер закрепили за ротами. Зое досталась рота зенитчиков. Ей нужно было следить за санитарным состоянием бойцов, проводить утренние осмотры. Она стеснялась голых мужских тел, краснела. Солдаты посочувствовали, сами попросили, чтобы им дали кого-нибудь постарше. Однажды на марше ей поручили снять пробу пищи. Она разрешила обед. К вечеру у многих солдат разболелись животы: обед оказался недоваренным. Командир полка наложил на медсестру Гридину взыскание: трое суток домашнего ареста. Зоя сидела в отдельной комнате при санчасти, обливаясь горькими слезами.

Тем временем старший врач полка перевел ее в соседнюю танковую часть, которая ехала как пополнение на фронт. Так Зоя Гридина попала в бригаду гвардии полковника Бударина. Здесь ее встретила Анна Ивановна, приютила, научила работать…

Анна Ивановна, положив письмо на колени, бережно разглаживая его покрасневшей от частого мытья рукой, говорила:

— Этого, Зоенька, не купишь ни за какие деньги, ни за что! Разве есть на свете такая плата, которая была бы выше этой? Нет такой платы.

— Как вы хорошо говорите! — прошептала Зоя. Она с восхищением смотрела на Анну Ивановну, на ее припухшие от бессонницы веки, на пучок мелких морщинок, отходящих от угла глаза к виску.

— Наша специальность как будто тихая, неприметная, — продолжала Анна Ивановна. — А как приглядишься, вникнешь, — не так-то просто, не вдруг. Чтобы стать настоящим врачом, ох какой крепкий характер надо иметь! Тут и нервы, и воля, и душа. Когда мне было девятнадцать лет, как вот тебе, Зоенька, я работала на ткацкой фабрике и одновременно училась на рабфаке. Было трудно. Но стать хорошим врачом во много раз труднее. Врач должен уметь с первого взгляда так расположить к себе больного, чтобы тот рассказал ему самое интимное. Говорят, чужая душа — потемки. Перед врачом чужая душа должна сама раскрываться. Врач подчиняет волю больного своей воле. Больные капризничают, сопротивляются. Ты знаешь, сколько с ними разговоров?